Названец. Камер-юнгфера

Город, разбуженный барабанным боем, тоже поднялся ранее обыкновенного, и каждый обыватель, видя, что все на ногах, и зная, что на миру и смерть красна, храбро решался тоже выскочить на улицу. Наконец, часам к девяти, перед дворцом стала, выстроившись, вся гвардия, а всё пространство, прилегавшее к плацу, было покрыто сплошь массою народа. Но в чём было дело, что за притча приключилась, что такое стряслось, какое такое событие свершилось — ни единая душа не знала!

Наконец, когда солнце уже поднялось на небосклоне и позлатило дворец, засверкало и засияло в амуниции построившейся рядами гвардии, в эту массу народа невидимкою проскользнула полудогадка, полувесточка из дворца: "Императрице худо!" Гвардия и весь Петербург знали давно, что императрица Анна Иоанновна опасно больна, но, однако, кончины её никто не ждал.

В девять часов на подъезде дворца показался всем хорошо известный и многими любимый фельдмаршал Миних. Сев на коня, он объехал ряды гвардейцев, вызвал начальников, торжественно объявил о кончине императрицы и о том, чтобы приступали немедленно к присяге на верность новому Третьему императору Ивану Антоновичу и новому правителю Российского государства герцогу Ягану Бирону.

Гвардия, простояв более часу под ружьём, двинулась по домам, а затем во всех церквах началась присяга всех жителей. Во всех домах, от палат боярских до маленьких домишек и хибарок мещан, всюду шептались обыватели, всюду смущал всех один и тот же вопрос, одна и та же загадка. Как так? Присягать императору, коему всего только два месяца от рожденья, ещё, пожалуй, дело понятное. Но видано ли, слыхано ли присягать на верность хоть и знатному вельможе и могучему временщику, но всё-таки не царственного происхождения, вдобавок и не русскому?

Среди толков об этой диковине, присяга новому императору и новому правителю Российской империи, людоеду Бирону, шла, разумеется, своим чередом. Присяга шла спешно и быстро, тем паче, что был строжайший приказ, дабы к вечеру того же дня не оказалось ни единой живой души, которая бы избегла целования креста и Евангелия.

В ту минуту, когда Преображенский полк двинулся вместе с другими с площади, половина гренадерской роты была отделена, и команда рядовых, капралов и офицеров вступила на подъезд. Новоклюев и Кудаев были в числе прочих и вместе с своим офицером вошли во дворец. Кудаев с другим товарищем-солдатом очутился в дверях большой залы, где он никогда не бывал. Новоклюев с своими рядовыми попал на часы в другую залу, где на парадной великолепной кровати лежало бездыханное тело скончавшейся императрицы.

— Ах ты, Господи, вот угодил, — думал про себя Новоклюев. — Надо же эдак потрафиться.

И капрал, дерзкий, но глуповатый, с трепетом косился на большую кровать. Богатырь до страсти боялся мертвецов.

"Ну, как сутки не сменят, да на ночь оставят! Помилуй Бог!" — думал он.

III

Рядовой Кудаев, простояв часа три у дверей главной залы, был сменён другим часовым. Выйдя из дворца с другими товарищами, под командою того же Новоклюева, рядовой шёл озабоченный и задумчивый.

Капрал, наоборот, был доволен и в духе.

— Чего не весел — нос повесил? — обернулся на ходу Новоклюев.

— Ничего, — отозвался Кудаев. — Мудрёные мои дела. Не знаю уж теперь, как и быть. Померла царица...

И Кудаев беспомощно развёл руками, даже чуть не выронил ружьё, которое нёс на плече.

— Это что ещё? Что у тебя за дела могут быть, да ещё мудрёные? Да и причём тут царица?

Кудаев молчал.

— Да ты говори, я, может быть, тебе помочь сумею.

— Ладно, — отозвался, помолчав, Кудаев. — Придём домой, я, пожалуй, тебе и расскажу.

Вернувшись на ротный двор, Кудаев откровенно рассказал капралу немудрёное приключение, которое его смутило. Смерть императрицы должна была, по его мнению, осложнить обстоятельства его жизни.