Названец. Камер-юнгфера

Офицеры с фельдмаршалом во главе спустились снова в караульню. Солдаты были уже в сборе, все часовые были сняты с своих мест и приведены сюда.

Кудаев, пришедший сюда от дверей опочивальни императора, узнал, что творится что-то диковинное. Все офицеры взяты наверх. Оказывается, не даром у них была утром перетасовка. Вот теперь среди ночи произойдёт что-то диковинное.

XIII

При шуме шагов на лестнице, солдаты сошлись и столпились с любопытством, а отчасти и с трепетом на душе, ожидая, что сейчас будет.

Появившийся граф Миних повелительно объяснил рядовым, что их начальники и даже он сам сейчас принесли присягу её высочеству сослужить ей великую службу, а какую, то им ведать пока не надлежит.

— Коли мы идём, то и вы за нами пойдёте на всё, — раздались возгласы офицеров. — Так ли, ребята?

— Вестимо, что укажете! — воскликнул Новоклюев, сияя и чуя или наживу, или награду.

— На шведа, так на шведа! — сказал кто-то из рядовых.

— Ребята! За ружья! Стройся! — послышалась команда.

Фельдмаршал выстроил весь отряд на дворе и приказал заряжать ружья.

— Вона как! Палить будем! Ахтительно! А убьют? Небось. Мы бить, а нас некому! — перешёптывались рядовые.

Фельдмаршал, оставив несколько человек рядовых с офицерами на карауле у подъезда и у ворот и взяв с собой только трёх офицеров и восемьдесят рядовых, двинулся со двора.

"Оставшиеся во дворе будут считаться тоже совершившими подвиг!" — было заявлено адъютантом Манштейном.

Кудаев, попавший в число двинувшихся преображенцев, точно так же, как и другие, не знал, в чём дело и, не будучи особенно храбрым от природы, сильно смущался и робел.

— Что же это такое, — тихо шептал он своему соседу, тоже рядовому из дворян.

— Кто их знает, — отозвался тот. — Ружья зарядили!?

— Хорошо, если не смертоубийственное дело. А, может, и на смерть ведут.

— Да что же, наше дело повиноваться. Офицеры знают, что делают. Не даром их к принцессе наверх водили.

После тихой, осторожной, но быстрой ходьбы команда повернула с Невской перспективы по направлению к Летнему дворцу.

— Вона куда! Ахти, мои матушки!

— К самому Биронову!

— В Летний, ребята, в Летний! — раздались голоса в разных рядах, и во всех голосах звучали робость, смущение или крайнее изумление.

"Что же это, — думал Кудаев. — Сменять, что ли, своих будем? Мы пойдём в караул у герцога, а наши же пойдут в караул во дворец императора?"

— Что же это мы, — обратился он к товарищу, — среди ночи в игру какую вздумали играть, в пряталки, что ли, или в гулючки?

— Нет, не на смену простую, — отозвался тот. — Дело пахнет скверно... Как бы головы не оставить у Биронова во дворе!

Не доходя саженей семьдесят до Летнего дворца, фельдмаршал остановил отряд и выслал Манштейна вперёд с приказанием караульному капитану немедленно явиться к нему с двумя офицерами.

Явившиеся тотчас за Манштейном офицеры были тоже не мало удивлены, увидав товарищей, отправившихся на караул в Зимний дворец. Они сразу поняли, что совершается нечто особенное.

Приблизившись к своему главному начальнику, равно любимому всеми, офицеры, вызванные из караула, получили от графа Миниха шёпотом приказание. Они изъявили, смущаясь и запинаясь, готовность действовать именем императора.

Вызванные офицеры направились обратно. Чрез четверть часа вся команда, состоявшая из трёхсот преображенцев и занимавшая караулы по Летнему дворцу, получила уже строжайшее приказание, легко исполнимое — "стоять каждому на своём месте, и что бы ни произошло — не двигаться и не шуметь".

Обождав минут десять, фельдмаршал двинулся к подъезду дворца со своим отрядом и остановился. Здесь он приказал Манштейну с одним офицером и двумя десятками рядовых направиться внутрь самого дворца.

Манштейн, не знавший близко ни одного рядового преображенца, стал отбирать себе двадцать человек наугад.

Кудаев, бывший с краю, с трепетом озирался, окончательно поняв, что происходит нечто "погибельное".

Солдаты, которых набирал адъютант графа, выходили из рядов. Наконец Манштейн двигаясь вдоль команды, подошёл к самому краю, протянул руку и наугад опустил её на рукав кафтана Кудаева, прибавив тихо:

— И ты...

Кудаев выступил тоже и тяжело вздохнул.

Вновь отобранная кучка рядовых с одним офицером неслышно двинулась в прихожую Летнего дворца. Всё спало в нём глубоким сном.

Маленький отряд Манштейна, тихо, еле-еле, осторожно и беззвучно поднялся в следующий этаж. Повсюду на лестнице и в дверях стояли на часах те же преображенцы, с того же ротного двора. Рядовые, вновь прибывшие и часовые, переглядывались многозначительно, и лишь немногие усмехались, забавляясь тем, что за притча приключилась.

Войдя в большую залу, Манштейн оставил своих солдат и, взяв наудачу только двух из них, двинулся далее, по анфиладе тёмных, богато убранных горниц. Разложенные во всех горницах ковры способствовали соблюдению тишины.

Наконец адъютант фельдмаршала, пройдя четыре-пять больших горниц, остановился в смущении и недоумении. Он не знал, где спальня герцога-регента. С этим же вопросом, шёпотом обратился он к двум солдатам, которые стояли около него.