Разумеется, он почти не мог надеяться на их помощь в этом случае.
— Где опочивальня? — переспросил товарищ Кудаева.
— Кажись эта. Вот за этой дверью. Я года с два тому здесь был на часах и видел тут убранство такое, постель большую.
Манштейн приказал обоим солдатам остановиться и двинуться, если он только позовёт их. Он взялся за ручку двери, дверь подалась, и он очутился в небольшой горнице, где гардины на окнах были опущены, а в углу горела лампада. Налево перед ним была большая двуспальная кровать, на половину укрытая занавесом. Он ясно различил в полусумраке две фигуры на белых подушках и прислушался.
"Спят. Но они ли это? Наверное, они!" — подумал он.
Ближайшая к нему фигура в женском чепце была герцогиня. В другой фигуре, несмотря на белый ночной колпак, Манштейн сразу узнал герцога-регента.
Они спали головами к стене. Герцог был на противоположной от офицера стороне, а в глубине горнице виднелась маленькая дверь. Манштейн всё это заметил и сообразил и затем осторожно шагнул к постели. Фигура в белом колпаке приподнялась и села.
— Wer ist da? — грозно проговорил повелительный и знакомый Манштейну голос всероссийского страшилища.
Офицер молча приблизился ещё к кровати. Герцогиня проснулась и вскрикнула. В тот же момент герцог с своей стороны выскочил вон из кровати и пригнулся, как бы собираясь лезть под кровать. Но Манштейн опрометью обежал кровать и схватил полунагого герцога за рубашку… Офицер немного потерялся и хорошо сам не знал, что она делает.
— Кто смеет? Что это? Безумный! — воскликнул герцог упавшим голосом и вырываясь из рук Манштейна.
— Сюда! — громко крикнул Манштейн. — Ребята! Сюда!
В одно мгновение Кудаев и другой рядовой были уже около опустевшей кровати. Герцогиня, полунагая, уже убежала в угол горницы, рыдая и крича. Рядовые бросились к Манштейну на помощь.
Герцог отбивался сильными ударами кулаков. Все трое не могли справиться с ним и не могли ухватить его. Сунувшийся Кудаев получил сильный удар в голову и полетел на пол. Другой солдат наступал нерешительно. Манштейн был слабосилен.
Но яростный припадок гнева поднял на ноги Кудаева и он вторично бросился как зверь на герцога.
"Колотушки твоих гайдуков верну!" — злобно подумал он.
— Гей! Ребята! Сюда! — кричал между тем Манштейн на весь дом.
Быть может, Кудаев полетел бы снова на пол, но в то же мгновение с десяток рядовых уже ворвались в горницу. Кудаев, уцепившись за изорванную в клочья сорочку герцога, уже успел дать ему из всей силы два удара кулаком, когда увидал за собой десятки рук, протянувшихся тоже к отбивавшемуся герцогу.
Несколько ударов, но уже не руками, а прикладами, свалили яростно вопящего герцога на пол. Пятеро рядовых насело на него, и в несколько мгновений он был скручен по рукам и ногам. А кто-то всунул ему в рот носовой платок и прекратил его дикие вопли.
— Бери, тащи его! — скомандовал Манштейн.
Солдаты схватили связанного герцога, как труп, и понесли по тем же горницам к выходу.
Герцогиня бросилась за ними вслед, рыдая, зовя на помощь и ломая руки. Но ничто во дворце не двинулось. Всем солдатам был уже отдан приказ рассыпаться по дворцу по всем дверям и никого не выпускать из горниц, кто бы не сунулся, под угрозой расстрела.
Таким образом три сотни преображенцев, наполнявшие дворец, держали под арестом всё многолюдное население Летнего дворца, всю свиту и весь штат герцога-регента.
Когда совершенно нагого Бирона снесли на подъезде, и он увидал фигуру Миниха, холодно и спокойно взиравшего на всё, герцог не выдержал. Он начал по-немецки посылать по адресу фельдмаршала всякие угрозы и самые сильные ругательства, какие только приходили ему на ум.
Фельдмаршал, не обращая внимания на брань герцога, приказал подать скорее чей-нибудь плащ. Герцога укутали и снесли в карету, стоявшую уже у ворот, посадили в неё кой-как и окружили караулом.
В это время Манштейн увидал герцогиню, которая в одной сорочке выбежала тоже на мороз. Он обернулся к ближайшим солдатам и в том числе к Кудаеву и вымолвил:
— Отведите её назад во дворец.
Карета шагом двинулась, окружённая караулом, а Кудаев с двумя товарищами схватили совершенно потерявшуюся женщину и силою повели её назад через двор.
— Ишь, выскочила, ведь замёрзнет, — говорил один из них.
Герцогиня не шла назад, а порывалась снова за каретой к воротам дворца. Солдаты не знали, что с ней делать. Взялись, было, они за женщину, чтобы нести её, но она вырывалась, отбивалась, хрипливо визжала, и не было никакой возможности с ней справиться.
— Да ну её к чёрту, — вымолвил, наконец, Кудаев: — брось её. Запрём ворота, так и не выбежит.
Товарищ Кудаева изо всей силы толкнул герцогиню в шею и женщина полетела торчмя головой в ближайший высокий сугроб, почти лишась сознания.
— Небось, озябнешь, охотой домой побежишь, — выговорил он, громко хохоча.
Ворота дворца сдвинули и заперли, а последние оставшиеся ещё преображенцы собрались в кучу и, галдя, балагуря, радостно и бодро двинулись вдоль Фонтанки. Живо догнали они карету, конвоируемую их товарищами.