Названия я так и не придумал, так что принимаю предложения (СИ)

 Вспомнилось и как его обзывали после каждого неудачного, или того хуже проваленного соревнования, между классами. Вспомнилось, как было унизительно смотреть всем в глаза, когда все знали, что на этой перемене его макали головой в туалет. И как горько было, когда его убеждали в том, что он сам виноват во всем что с ним все это происходит. Что он подводит команду. При этом негласно вопрос ставился так, либо ты киваешь головой и соглашаешься, либо тебя снова макнут головой в унитаз или накормят растоптанным куском хлеба, или еще чего похуже придумают. И Павел Иванович кивал. Он соглашался. Он оправдывал себя старался думать, что он действительно сам виноват, потому как  тянет команду вниз, потому как люди из-за него страдают и не получают награды за победу. Все это наплывало, и наплывала, заставляя его краснеть от негодования. И когда он снова и снова давал с себя списывать нерадивым ученикам - это было не честно.

 Наверное, странно было бы сейчас смотреть за тем, как меняется выражение лица погруженного в свои мысли Павла Ивановича. Он пережил за рабочий день несколько лет своей жизни. Было на его лице и разочарование, и страсть, и жалость, и удивление, и негодование, и радость, было и горе, и надежда, всю энциклопедию эмоций можно было прочитать на одном его лице за этот день,  длинной в одну человеческую жизнь.

 Все это давно забылось для статного Недвижимого монолита. Важного и большого человека. Он вспоминал многие вещи, и его удивляло, как он мог о них забыть. В какой момент он перестал думать о таких важных вещах, как дружба? Где он потерял все сваи мечты?  Куда ушло его наивное желание изменить мир, сделать его лучше? Почему ему больше не хотелась ничего в этой жизни создавать? Почему он перестал любить... Все это было на его лице, но чаще всего Павел Иванович тихо улыбался. Так люди улыбаются сами себе, когда радуются чему-то очень далеко затаенному в душе.

 Она сидела в среднем ряду на одну парту назад. Волосы были черные, а глаза серые и какие-то удивительно ясные. Она напоминала ночь в полнолуние. С неуемной жаждой жизни в каждом движении. Глядя на нее, казалось, что она искренне ждет огромного чуда каждое мгновение. Рядом с ней Павел Иванович всегда терялся и робел. Она наоборот была гипирактивна, компенсируя робкую реакцию любого собеседника. С ней в кругу класса было всегда легко и приятно. От нее исходила вся атмосфера компании. Она сама была этой прекрасной атмосферой. Ее жизнью наполнялось все,  что бы ее ни окружало.

 В такого человека нельзя было ни влюбиться. Все мальчики школы и уж тем более класса хотели быть с ней рядом. Наверное, тогда Павел Иванович об этом не думал, тогда он чувствовал себя очень одиноким, в своем этом, таком первом и таком нежном чувстве. Тогда он ей просто писал стихи. Например, такие:

      Ты сумрак ночи растворила,

      Дыханье жизни принесла в ночи.

      Ты тьму вокруг меня отгородила.

      Открыла путь, которым мне пройти.

      К тебе опять в безмолвии иду я,

      Сквозь вечное течение времен.

      И мне неведома другая благодать,

      Помимо той, чтоб твой прекрасный лик взирать.

 Он отправлял ей их почтой, без указания обратного адреса. Она никогда при нем ни упоминала о своих тайных обожателях. Не исключено,  что не один Павел Иванович слал ей стихи...

 Ближе к старшим классам она стала встречаться с Максимом. Павел не знал точно, как именно это все у них началось. Он много и часто думал тогда об этом. Задавал себе разные вопросы. Почему она выбирала его? Как это могло произойти? Когда? Он вспоминал, что Макс постоянно делал ей довольно безвкусные комплименты, на свой манер. Выделял ее в различных командных мероприятиях. В походах всегда старался усадить ее поближе к себе. Павел Иванович не знал, когда именно она сдалась его наглости, но в какой-то момент, увидев на перемене, что он ее обнимает, за талию, прижимает своими незнающими ничего святого руками к себе и целует ее в щеку, для него это стало очевидно. Хотя от поцелуев она, по-большей  части уворачивалась.

 Он неделю не мог спать, есть,  совсем забросил учебу. Все казалось каким-то незначительным. Но это удар молнии, из ясных ничего не предвещающих туч, прошел. Он снова стал есть, спать и думать о мелочах, и снова начал прилежно учиться. Только он так и продолжал писать ей стихи в письмах. Правда, уже никогда большей их не отправлял ей...

-Павел Иванович.- Попросила внимания, постучавшаяся секретарша.

-Да Нинусь.- Оторвался от своих раздумий Босс.

-Вам звонили Валентина Ивановна и дважды Андрей Павлович.- Тут она подняла глаза от своих записей, чтобы узнать, что делать со звонившими в дальнейшем. Павел Иванович не любил, когда ему вторично напоминают, о тех с кем он не захотел разговаривать в первый раз. И, как правило, заранее предупреждал в случае, когда ждал важного звонка.

-Наберите мне Андрея. Это все дорогая?-   фамильярности с секретаршей были у Павла Ивановича обычным делом. Не она не он не воспринимали другого общения.