— Никогда с вами не сталкивался, Вера Павловна. Когда услышал, что сюда почему-то едет сама Холод, даже немножко, знаете, затрепетал.
— Не паясничайте. — Она немного подумала и решила не щадить Головко. — Не всякий рыжий должен притворяться клоуном.
— Слышал, резкая вы. — Тот не обиделся или скорее не подал виду. — Донецкий стиль, фирменный.
— Рыжий — не оскорбление. — Ее лицо мгновенно окаменело. — Чего не скажешь про только что употребленное вами слово. Сейчас «донецкий» тут, в Киеве, звучит как диагноз. Неизлечимая болезнь, носителей которой нужно изолировать или даже уничтожать.
— Не только в Киеве звучит, — парировал Головко.
— Вы только что в который раз пояснили мне, почему началась война. И я понимаю: это мне за рыжего. Мужчину вы бы ударили.
— У женщин из Донецка мужские характеры. Вас ударить — сдачи дадите.
Она встала. Взгляды скрестились.
— Извините, — выдавила она наконец. — Не хотела вас зацепить.
— Хотели.
— Согласна. Хотела. Вижу — удалось. — Губы ее обозначили легкую усмешку. — Один — ноль в мою пользу, капитан Головко. Признайте. И выкиньте Павловну, называйте Верой. Мне так удобнее. Считайте, знакомство состоялось. Хватит лаяться.
Из коридора к ним заглянул толстый опер, похожий в вязаной шапочке на молодой гриб-подосиновик, кашлянул:
— Тут вроде все, Артем.
— Сейчас, Костя, — сказал Головко, не оборачиваясь на голос; когда гриб исчез, шагнул немного в сторону, прислонился широким плечом к косяку. — Буду вас называть, как удобно мне. Говорят, со следовательницей Холод нужно дружить.
— Не хотите? — Брови дернулись вверх.
— Нет. Друзья работают вместе. А вы тут, чтобы забрать дело себе и заниматься им без моего участия.
— Допустим, на то есть причины.
— На что?
— Забрать у вашего отдела и вообще вашей управы это дело. На месте вашего начальства я бы вздохнула спокойно. Конечно, как вы говорите, работать будут все. Но вести буду я. Имею в распоряжении другую группу, в которую вы, Головко, не сможете влиться даже по моему желанию.
— Почему это?
— Опять включаете идиота или правда не дошло? — Вера поднялась. — Вы не заинтересованы раскрыть преступление. Ваш интерес — обелить друга, которого уже объявили в розыск, потому что других подозреваемых нет. И вообще, Головко, вам придется еще сегодня сесть и написать, желательно в подробностях, о своих контактах с Кобзарем хотя бы с начала нынешнего года. — Она перевела дух. — Передать дело мне заставляет одно весомое обстоятельство. Но если бы не оно, вас ни на шаг не подпустило бы к расследованию ваше здешнее, святошинское начальство. По тем самым причинам, Головко. И заставило бы писать то же самое, что прошу я. Вот так.
Рыжий молчал.
«Два — ноль», — с триумфом подумала Вера.
— Возможно, Кобзарь не причастен прямо. Но все равно имеет к убийству какое-то отношение. Мог видеть убийцу, например.
— Где?
— Здесь, в этой комнате.
— Как?
— Надо выяснить. Между ними тут что-то произошло. Видите. — Она обвела вокруг себя рукой. — Следы борьбы. Все разбросано.
Головко не сдержался, хохотнул.
— Что с вами?
— И это все? — Рыжий продолжал смеяться, что выглядело совсем неуместным там, где нашли изувеченный труп девушки. — Недалеко вы так зайдете, Вера Павловна, ох, недалеко. Бдительность следовательницы Холод преувеличена.
Лицо ее снова окаменело.
— Кажется, я просила вас не паясничать, Головко. Не всем рыжим идет.
— Разве я против, что родился рыжим? — Он понемногу овладевал собой. — Следы борьбы, говорите? Когда Кобзарь еще служил, у него на рабочем столе каждый день оставались такие следы борьбы. Вера Павловна, у Олежки ни одна вещь никогда не знала своего места. Образ жизни, понимаете? Ну, вот такой человек! — Он развел руками. — Не везде дерутся, где бардак.
Два — один.
— Не привыкла к неряшливым людям, — произнесла она уже спокойнее.
— Черта характера не лучшая, — согласился Артем. — Однако совсем не означает, что человек, разбрасывающий вещи по квартире, непременно маньяк.
Теперь Вера начала точно так же неспешно застегивать пуговицы.
— Видите, как вы кстати вспомнили. А ведь я собиралась объяснить.
— Вспомнил о чем?
— О ком. Маньяк. Как раз хотела объяснить, почему дело у вас забирают, а вы заговорили-заморочили. Это пятое убийство, Головко.
— Как? — Настала его очередь ловить ртом воздух.
— Следствие непременно установит, к чему тут бывший офицер милиции Олег Кобзарь. Но помимо того с прошлого ноября в разных местах Киева нашли уже четырех мертвых девушек. Приблизительно одного возраста. Все задушены, с отрезанными сосками. Последняя жертва найдена десять дней назад. Хотя вот так, в квартире — впервые. — Обтянутые кожей перчаток пальцы справились с последней пуговицей. — После третьей жертвы дела объединили, передали в главное управление. Веду дело я.
— Почему? — ляпнул Головко.
— Почему я? — переспросила Вера. — Наверное, потому, что обо мне говорят правду. Потому что я резкая. И у меня фирменный донецкий стиль. — Она протянула визитку. — Захотите о друге поговорить, вот мои контакты. Думаю, достаточно.
Рыжий промолчал.
Три — один.
2
Ей исполнилось восемнадцать, когда она стала «Мисс Донецк».