Потом огляделся, никого не увидел, ничего не услышал. Шагнул ближе, наклонился, подсвечивая телефонным фонариком. Свет был очень тусклый, но все же его хватило, чтобы увидеть замершее лицо, половину которого заливала кровь.
Стреляли в голову.
Мысль заработала сразу, так, будто Кобзарь снова был опером, который осматривал жертву на месте преступления. Он знал Головко, себя тоже знал очень хорошо, как любого другого опытного сыскаря. Выстрел в голову означает только одно: убийца не мог подойти вплотную. Когда его подпускают близко, не чувствуя опасности, он стреляет куда угодно, кроме головы. Чтобы лупить в череп, нужно поднять вооруженную руку выше. Это дает жертве, в данном случае Головко, несколько мгновений форы. Которые опытный, бывавший в переделках полицейский использует для себя. Как минимум дернется, уберется с линии огня, пойдет в контратаку.
Следов борьбы даже при тусклом свете Олег не увидел.
Значит, убийца настолько профи, что сумел попасть в цель в сумеречном тумане, еще и с расстояния, не приближаясь, не выдавая себя.
Мигом вспомнилась вчерашняя дневная перестрелка.
Тогда так же палили с расстояния.
Наклонившись, Кобзарь тронул Артема за плечо. Неподвижное тело не отозвалось, не подало даже малейших признаков жизни. Выстрел смертельный, он умер, так ничего и не поняв. Та кровь, которую Олег легонько мазнул пальцем, не успела загустеть. Смерть догнала Головко совсем недавно. Но выстрела Кобзарь не слышал.
Рука скользнула ниже, отвернула край расстегнутой куртки.
Пистолет в кобуре, под левой подмышкой.
И снова он не услышал звук выстрела — но пуля смачно впилась в ствол осины, под которой лежал труп.
БЕГИ.
Кобзарь тут же упал на землю, откатился, поднялся на четвереньки и попятился под прикрытие ближайших кустов. Вдогонку полетели одна за другой еще три пули. Стрелок посылал их хаотично, не прицельно, словно сеял во все стороны. Последний выстрел заставил Олега снова прижаться к земле, прислониться к ней лицом. В рот попали прошлогодние прелые листья, он сплюнул с отвращением, опять откатился.
Так он действовал, когда на Донбассе россияне прошили автоматными очередями лесополосу, посылая пули наугад: а вдруг-таки зацепят кого-то. Приходилось играть в прятки, не выдавать себя, не вступать в прямой контакт, чтобы потом, после нескольких часов паузы, пройтись по вражескому тылу, сделать свое дело.
Он прислушался, уловил наконец движение за деревьями, не очень далеко, но и не близко. Отполз, меняя укрытие. Замер, чуть ли не до крови прокусил губу. Снова сплюнул грязь, уперся в землю руками, распрямил себя, будто пружину. Несколькими большими прыжками сократил расстояние между собой и мертвым Головко, повалился рядом.
Стрелок среагировал на движение — еще два хлопка, пули прошли над макушкой.
Пистолет.
Где-то глубоко, очень глубоко внутри Кобзарь понимал — нельзя касаться тела, тем более брать оружие Артема. Как бы то ни было, это докажет его присутствие на месте убийства. Хотя его наверняка застрелили именно здесь и сейчас, потому что знали об их встрече. И убийство так или иначе цеплялось к Олегу. Но он ничего не мог с собой поделать. Надоело убегать, осточертело прятаться и подставлять щеки после каждого удара.
Он развернул тело Артема, чтобы удобнее было добраться до кобуры.
Пистолет пошел легко, плавно, будто сам прыгал в руку. Большой палец сбросил предохранитель. Левая рука привычно передернула затвор. Кобзарь не имел намерения искать в темноте мишень. Лег на бок, пальнул на звук, туда, откуда только что по нему целились.
Выстрел нарушил влажную тишину.
— Вылезай! — крикнул Олег, снова нажимая на спуск. — Покажись, сука!
В ответ не стреляли. Кобзарь одну за другой выпустил еще четыре пули, опустошив обойму. Клал их веером, водил дулом перед собой, пистолет держал двумя руками. Когда вылетела железка, показывая, что больше воевать нечем, он положил оружие рядом с телом. Он уже сделал ошибку, схватив его. Не хотелось совершать и другую, забирая чужой табельный «макаров» без патронов.
Он распрямился и рванул напрямик через парк, не думая, что где-то среди деревьев прячется убийца.
Если бы хотел — попал бы.
Кобзарь понимал: повторяется вчерашняя ситуация. Его гонят неизвестно куда и зачем. Сейчас он, хочет того или нет, покоряется чужой воле. Пока не разберется, что и почему происходит, перехватить инициативу вряд ли удастся.
Хотя давно пора.
Он выбрался к ограде, пошел вдоль нее. Вдалеке уже выли полицейские сирены, и Олег пролез через ближайшую дырку в заборе. Знал, что выглядит подозрительно, потому сразу не пошел — побежал в подземку, спустился в переход, толкая прохожих плечами. Рванул через турникет, забыв про жетон, и споткнулся, нарвался на возмущенный взгляд контролерши в синем форменном пальто и круглой красной шапочке. Понял: привлек внимание; попятился, встал в очередь, купил жетон и прошел уже как нормальный пассажир. Вскочил в вагон, не думая, куда именно поедет. Когда поезд тронулся, услышал: «Следующая станция — Святошин». Его везли домой.
БЕГИ.