- Я знаю, Берт, я верю. Очень! Я верю в нас, мой любимый! - Настя сияла от счастья, поглаживая подаренное французом колечко, с которым она теперь никогда не расставалась. Оно стало для нее неким талисманом и залогом их скорой встречи.
- Настя, ведь завтра , точнее уже сегодня утром твоя мама приезжает, так?
- Да, Берт! Я очень этому рада. Со мной и случился, вероятно, этот приступ страха и разочарования лишь потому, что после встречи с тобой, я больше не выношу одиночества. Мне так необходима сейчас поддержка близких людей. И поэтому, так классно, что завтра мама будет со мной!
- И мне тогда будет спокойнее за тебя. А сейчас, ложись-ка ты, снегурочка моя московская, поспи пару часов! И не забудь передать мои большие приветы твоей маме, договорились?
- Обязательно передам, Берт! Спасибо тебе, что позвонил. Теперь я абсолютно уверенна в том, что делаю правильный шаг и поступаю верно! Обещаю тебе быть умницей. Спокойной ночи, любовь моя!
- Спокойной ночи, Настя! Я позвоню завтра! Целую тебя, мое сокровище!
Глава 30.
Приезд мамы в Москву внес в суетную и полную тревог и сомнений жизнь Волковской ту нотку гармонии, умиротворения и душевного спокойствия, которых ей так не хватало в этот сложный для нее период. Нет, нельзя сказать, что у Насти появилось больше свободного времени, а ежедневные хлопоты и заботы исчезли, как по мановению волшебной палочки. Наоборот, ей надо было во что бы то ни стало завершить все намеченные дела к воскресению, ибо билет на самолет уже был куплен, а хронометр ее пребывания в России начал стремительно отсчитывать последние дни, часы, минуты.. Просто мамино присутствие, ее моральная поддержка, ее тепло и любовь давали девушке силы не раскисать, быть собранной и эффективной, не думать о негативе, а верить в лучшее. Одним словом, мама стала для Анастасии источником позитивного восприятия жизни.
По утрам в маленькой квартирке на Химкинском бульваре вкусно и совсем по-домашнему пахло сырниками, какао и хрустящими гренками, которые Мила Георгиевна, зная прекрасно, что Настя обожает эти напоминающие ее детство ароматы, с удовольствием готовила для дочери на завтрак.
Потом Настя неслась на работу. Ее немецкий шеф все еще находился в Германии, обещая вернуться в Москву через неделю. А пока, он лишь изредка названивал в офис, дабы справиться у Волковской о том, как идут дела и помочь советом, если она в таковом нуждалась. Будучи человеком ответственным, Анастасии и в голову не приходила мысль о том, что эти драгоценные по времени дни, оставшиеся до отъезда во Францию, она могла бы и не выходить на работу, сославшись на мнимую болезнь и раздобыв , скажем, больничный, или отпроситься у господина Отто на пару дней в отпуск за свой счет. Да, она могла бы так сделать, но поступки подобного рода были не в ее стиле. Ей, наоборот, хотелось, чтобы все, за что она несла ответственность на фирме, осталось в идеальном порядке. Анастасия старалась добиться безупречности, дабы никто после ее отъезда не смог бы предъявить ей претензии.
Ну а после работы, уставшая, но довольная тем, что еще на один день сократилась ее временная разлука с Бертом, Настя покупала что - нибудь вкусненькое на ужин, и как на крыльях, летела домой, где ее уже дожидалась мама.
Дочь и мать, как две подруги, засиживались до поздна в маленькой кухне с видом на московский дворик, припорошенный чистым сверкающим снегом. Бесконечные разговоры.... Как им было хорошо вместе под яркое мерцание свечей, лениво плавившихся в причудливых подсвечниках - эти милые вещицы были Настиной слабостью, из каждого своего заграничного путешествия она обязательно привозила оригинальную свечу и подсвечник. Приятно пахло воском, душистым чаем и айвовым вареньем, которое Мила Георгиевна специально для дочери привезла из Волгограда. Настя рассказывала ей о своей московской жизни, о друзьях, о работе. И конечно, неотъемлемой темой их ежевечерних посиделок был Берт, который, по-правде сказать, каждый раз "разбавлял" это милое женское общество своим телефонным присутствием.
Благодаря маминой поддержке и многочасовым разговорам с Бертом по-телефону, к Насте практически вернулось все ее самообладание и уверенность в завтрашнем дне. Мама напитала ее необыкновенным позитивом. Ведь, пожалуй, лишь она одна и была искренне рада за Настю, и не завидуя ей, сопереживала и верила в ее успех. А для Анастасии именно это и было так важно и необходимо сейчас.
Ведь в последние дни пребывания в Москве, неожиданно для себя, Волковская столкнулась с явными проявлениями зависти и предубеждения со стороны не только знакомых ей людей, но и абсолютно посторонних персонажей, с которыми в силу обстоятельств, ей пришлось в этот период общаться. И надо заметить, что формы проявления этих так всеми нами нелюбимых и осуждаемых чувств были многолики и, порой, совершенно непредсказуемы. Возможно, Настя сама была виновата в этом. Будь она чуточку скрытнее, быть может, и не оказалась бы свидетельницей подобного нелицеприятного феномена.