Не Агата Кристи

– Конечно, я понимаю, что раз это я нашёл тела, на меня в первую очередь и падают подозрения! – по тому, как крошечные брызги слюны вылетали из нервно подёргивавшегося рта, действительно легко было понять, что пребывание в одиночестве, и возникающие в связи с этим мысли заставляют начальника бурильщиков нервничать, – Но на кой … бы мне их убивать?! А если б убил – кричать об этом?!

Назаров, сдерживаясь, заставлял себя однако задавать неудобные вопросы снова, повторяясь: ему важно было зафиксировать и интонации, и совпадение фактов в ответах:

– Вовсе нет. То, что вы их обнаружили первым, отнюдь не делает вас и подозреваемым номер один. И вы напрасно сердитесь, Анджей. В настоящее время никто у нас никого ни в чём не обвиняет. Напоминаю: мы просто проводим так называемое первичное дознание. Положенное по инструкции. А уж нормальные допросы, и расследование будут вести профессионалы. Уже там, дома. Когда мы вернёмся, и они изучат тела. И видеозаписи, – Назаров постучал себя по ободку на голове, на котором была закреплена видеокамера. – И наши протоколы. И уж поверьте: наше дознание – цветочки по сравнению с тем, что вам, да и всем нам, предстоит пережить. Не исключая и меня.

Причём меня как раз – в первую очередь. Как облажавшегося командира.

Поэтому просто повторите то, что вы нам рассказали. С самого начала.

– Чёрт вас возьми, лейтенант! Да я вам уже три раза всё рассказал! И с начала, и с конца, и с середины! Думаете, я совсем тупой, и не знаю, как проводятся допросы? Вы специально повторяете одни и те же вопросы, думая, что если это я их грохнул, рано или поздно я понервничаю, запутаюсь, и в чём-то ошибусь! И начну сам своим показаниям и противоречить! Нет уж. Я скажу то, что и сказал в самом начале: встал чтоб по…ать, увидал на обратном пути через дыру – Томера. У …едиков. Удивился, вплыл к ним… Вот и всё. Да и если бы это я их – за…бенил! – на кой бы … мне орать?!

От излишней хитро…опости?!

Назаров позволил себе чуть усмехнуться:

– На самом деле то, что вы нервничаете, Анджей, и даже пропотели насквозь свою рубаху – как раз может говорить в вашу пользу. Потому что убийца вёл бы себя совсем не так. Он бы нас на … не посылал, а наоборот: скрупулёзно и последовательно, терпеливо и спокойно, одними и теми же словами повторял одно и то же. Как бы давая этим понять, что уж ему-то по этому поводу беспокоиться и нервничать, точно – незачем!

– Ну, спасибо, прямо гора с плеч! – иронии и желчи в тоне начальника бурильщиков не заметил бы только стул, на котором он сейчас сидел, ухватившись обеими ладонями за боковины сиденья, – Так, значит, я не убийца? Вот уж потрясающая для меня новость! А то я сам её не знал!

– Вот уж нет. Я вам ничего такого не сказал. В-смысле – что вы – не убийца.

Я просто сообщил, что ваша реакция на допрос не такая, как могла бы быть у вероятного преступника. И вся ваша злость и бравада может быть просто, вот именно – признаком хитро…опости, как вы изволили выразиться. Да и вспотеть не так уж и трудно, напрягая мышцы, и подделав таким образом и моторику тела. Так что подозрения с вас не сняты. Хотя допрос на настоящий момент и окончен. И я официально запрещаю вам говорить с остальными людьми о том, о чём мы беседовали с вами. И прошу пока оставаться здесь, до того момента, как мы закончим беседовать со всеми. – Назаров щёлкнул кнопкой диктофона, через секунду услышал и второй щелчок: штурман тоже выключил свой.

Командир сказал:

– Не для протокола. Не злитесь, Анджей. Вы отлично понимаете, что до выяснения всех обстоятельств самоубийства и убийств моя обязанность – подозревать всех.

После гнетущей паузы Анджей словно очнулся. Покачал головой:

– Ладно, сэр, проехали. Я понимаю: работа такая. И я не в претензии. – он первым протянул руку. Назаров пожал её.

– Нет, ничего такого «особенного» в их поведении… И взаимоотношениях я не замечал в последнее время. Только разве что… Ну, как только они поняли, что скоро смогут… Ну, это… Предаваться своим утехам снова, наедине, совсем распоясались! Уж и посматривали друг на друга, и за ручку нежно так придерживали, и глядели… Сволочи. – чувства в голосе Гуннара не позволяли усомниться в его подлинных чувствах к «семье» учёных, – Простите, сэр: нельзя так о мёртвых. А вот Томера жаль. Да только сам он – баран! Не …рена было прикалываться, и плотоядно поглядывать на этого идиота Валкеса.

Ещё и подмигивая!

– Так вы считаете, что это именно Томер своим необдуманным и вызывающим поведением спровоцировал то, что произошло?

– Ну… Утверждать вот так, совсем уж категорично, я бы не стал, конечно… Но то, что он и сам нарывался, и козла Валкеса подставлял – так это сто процентов! Думаю, он получал с этого, ну, с того, как бесится доктор Хейдигер, реальный кайф!

– Как вы думаете, для чего он всё же делал это?