Не американская трагедия

– Мишенька, отсюда выхода нет, завтра нас схватят и будут пытать, – почти простонала она.

– У нас есть всего один, очень маленький, но шанс! – приобнял её Миша.

– Дай мне вдохновения. Можно тебя… крепче обнять?

Зоя без промедления сама обняла его. Они сидели, прильнув друг к другу – прерывистое дыхание Миши выдавало огромное волнение. Ему казалось: Зоя слышит лихорадочный стук его мыслей – чего доброго примет за страх. Немцы не стреляли. Доносились обрывки речи, визжали собаки.

– Скажи, Мишенька, не томи, что ты придумал? – встрепенулась Зоя через начавший бить озноб.

Взлетела осветительная ракета – по островку прошлась длинная очередь. К полуночи и собаки и немцы угомонились. С завидной периодичностью над ними повисали осветительные ракеты.

Видя, как Зоя дрожит, Миша забрался к ней под тужурку. Нечаянно коснувшись одного из заветных бугорков, отдёрнул руку и начал растирать ей спину. Рука почувствовала шероховатость. Он гладил рубец – коснулся места шрама – Зоя не противилась.

– Что это? Откуда у тебя шрам? – осмелился спросить возбуждённый Миша – от прикасания к ней его начала бить лихоманка. Он не дрожал так даже от страха.

– Об этом потом!.. – опустила глаза Зоя.

– Расскажешь позже. Наш выход один, и он единственный! – отчеканил по-военному Миша.

При свете очередной ракеты он показал рукой на сверкнувшую гладь болота.

– Открытую воду, клочки камыша, что у того берега, видишь? Немцам к ним не подойти – там, определённо, топь. Надо выбираться именно туда, под нос к ним.

По берегу торчала срезанная пулями поросль камышовой осоки. Миша сполз туда и жестом приказал потерпеть. Назад вернулся изрядно промокший, закрывая рот от вырывающегося кашля. Миша тащил за собой два длинных ствола – коренные растения тащились с трудом вместе с белыми луковицами, источая зловоние сероводорода.

– Совсем недавно я прочитал интересную книгу. Во времена татаро-монгольского ига русские воины скрытно пересекали водные преграды, оставаясь незамеченными. Как тебе это нравится?

Зоя загорелась, но быстро обмякла:

– Трясина кругом…

– Трясина слева – справа озерцо. Засосёт, если наступать ногами – мы станем ползти.

Несколько минут Миша возился с принесённой осокой – затем разделся.

– К рассвету мы будем в камышах, под самым носом у немцев – там нас явно не ждут. Холодно, но в воде одежда не греет. Раздевайся!..

Зоя помедлила, но покорно подчинилась. На ней остались смешные, растянутые книзу трусики – торс прикрывала майка.

– Майку придется тоже снять – при движении она может оставлять след на поверхности, – стиснув зубы, приказал Миша, – давай продышимся – кашлять нельзя.

Зоя и здесь безоговорочно подчинилась. Она застыла перед ним на коленях, пытаясь закрыть скрещёнными руками белеющие наливным яблочком груди. Застеснявшись, отняла руки и повторила всё в точности за ним. Грудь магнитила Мишин взгляд: он содрогнулся своей решительности, невиданным для себя зрелищем. С трудом оторвал взгляд и полез в воду головой вперёд, подобно атакующему крокодилу – Зоя немного погодя, как условились, за ним.

Трясина заканчивалась на трети островка. Перед выходом на открытое пространство Миша остановился и жестом показал: «Я сам». Он сполз за кромку грязи и медленно ушёл под воду. Зоя вблизи слышала клёкот дыхания его трубки, дальше звук пропал. Она двинулась за ним. Находясь под водой, Миша слышал звук очередей, судорожно сжимался, ожидая шквал огня на себя, но это были выстрелы устрашения и велись в обычной интенсивности. Ткнувшись лицом в растительность, Миша сообразил: он у цели, осторожно углубился в камыши – дальше наблюдал за медленно двигающейся Зоиной трубкой: «Хотя бы не закашлялась».

Ночь опустилась на болото – луна плыла тусклым пятном в облаках, мгновениями играя бликами в блюдцах открытой воды.

Камыши покоились изреженными клочками – при свете дня их могли увидеть там, и они ещё не знали, сколько смогут отсидеть в холодной воде, не представляли пока, как сумеют весь день дышать через трубку. В любом случае другого выхода не было – иначе смерть. Пробирала дрожь, но скорее нервическая, холод не чувствовался – грело нечеловеческое напряжение и надежда на спасение. Сердце моментами заходилось радостью: главная часть замысла удалась. Зоя подплыла вплотную, одышно согрев Мише лицо:

– Мишка, ты гений…

Её начал душить кашель, но выпущенная пулемётная очередь, на их удачу, скрыла его. Здесь не пахло сероводородом, и дыхание постепенно пришло в норму.

Всю ночь до рассвета они усердно растирали друг друга. Миша не мог понять, почему на самом краю жизни он так рад случаю дотрагиваться до неё. Он слукавил, употребив возможность тереть её тело везде: и нежную часть ног, и спину, и живот, и бёдра. Зоя делала с ним аналогичное. Начисто пропал обуявший поначалу страх, ушли мысли о возможном провале – в эти страшные минуты Миша больше хотел знать, о чём думает Зоя, сможет ли она полюбить его так же искренне, без оглядки на обстоятельства?