– А проверю я очень быстро, – с нескрываемой угрозой произнес Михаил и опять кивнул сыну. – Займись девочками.
Глава 25
Я знала, что легко не будет. Сложив в сумку все, что оказалось на полу, позволила Вите взять меня за руку.
– На чем мы остановились? – спросил он призывно, как только мы вышли в коридор.
– Надя, – только и сказала я. А после вырвала свою руку и побежала по лестнице вверх, не обращая внимания на матерную ругань Вити.
Войти в комнату мне удалось не сразу. Пришлось открыть замок сначала. Они держали ее взаперти, как какую-то пленницу. Но когда я все же ворвалась в комнату, вид сестренки вызвал слезы облегчения и злости.
Она вздрогнула от стука двери и отползла в кровати, натягивая одеяло едва ли ни до носа.
– В-вера? – спросила она недоверчиво.
– Я, Надюш.
Я медленно подошла к ней, боясь делать резкие движения – она выглядела, как потерянный котенок. А когда увидела желтый след от синяка на ее скуле, впилась ногтями в ладони, чтобы не взорваться.
Все было так неправильно. И так несправедливо. Добрую милую девочку поместили в ад, и она совсем растерянна, не понимает, как отсюда выбраться.
Мне пришлось набраться побольше терпения, когда она потянулась ко мне, и я поняла, что под одеялом на ней только нижнее белье. Мое старое, которое я забыла здесь, когда собирала вещи впопыхах. Виктор, кажется, совсем рехнулся, представляя меня на месте Нади. Я лишь молилась, что дальше его грязных фантазий не зашло.
Сестренка обняла меня и тихо прошептала:
– Он заб-брал мою одежду. Д-давай уедем?
Я посмотрела на нее и начала поглаживать по волосам, пытаясь успокоить ее и себя заодно.
– Все хорошо, милая.
В ее глазах стояли слезы и мольба.
– Все хорошо, – твердила я, потому что ничего больше сказать не могла. Спиной чувствовала взгляд Виктора, застывшего на пороге комнаты. Здесь ничего не изменилось. Даже противные зеленые обои в мелкий цветочек.
– Вы закончили? – спросил он раздраженно. – Теперь-то мы продолжим, Вера?
У Нади в ужасе округлились глаза, но я как могла улыбнулась ей и развернулась. Она сжала мои руки до боли, не намереваясь отпускать.
– Витя! – начала я натянуло. – Витенька, ну дай нам еще пару минуток, а? Давай сделку заключим? Каждая моя минута с Надей равна двум с тобой. Как тебе?
– Двум? – он хохотнул. – Ты меня за лоха держишь?!
– Хорошо, час! – тут же воскликнула я. – Давай-ка посчитаем. В сутках двадцать четыре часа. Представь, я твоя на целые день. В полное пользование. Дашь нам двадцать четыре минуты?
Надя издала вялое «нет» и начала нервно дергать мою руку за спиной. Я быстро обернулась и послала ей умоляющий взгляд. Она обычно понимала меня без слов, вот и сейчас застыла, давая мне возможность построить глазки Вите. Женская хитрость – мое единственное, черт возьми, оружие.
– Моя, – протянул Витя зловеще и предвкушающе. – На целый день.
Я скромно улыбнулась и потупила взгляд, подавая ему ложные знаки. Он рыкнул, как животное, и захлопнул дверь. А спустя секунду послышался щелчок замка, и я выдохнула. Хорошо!
Мгновенно развернулась к сестре, а она зарыдала, повиснув на мне, как обезьянка.
– Так, Надежда! – произнесла я тоном нашей мамы, когда она злилась. Это тут же привело малышку в чувства, и она посмотрела на меня своими огромными чистыми глазищами. Я покосилась на дверь и зашептала: – Зная этого отморозка, могу с точностью сказать, что он вернется через минут десять. Потому ты быстро и тихо делаешь то, что я тебе говорю, поняла? Без споров, без единого звука.
Она кивнула, и я отпустила ее. Огляделась по сторонам – действительно, ни одной шмотки. Кроме кровати в комнате был еще и шкаф, но створки были распахнуты, так что я видела, что он пустой. Яростно дернув штору, я всучила ее Наде и показала обернуться как парео. И пока она делала это, я открыла окно. На нем был замок и сигнализация. Но чего никто не знал, так это того, что я сломала и то, и другое еще два года назад. Потому что знала, что однажды придется сбегать из этой чертовой комнаты.
К окну подступала тонкая сухая ветка старого дуба. Единственная причина, по которой это дерево до сих пор не спилили – оно росло на территории соседа. С другой стороны забора жил старый еврей, эмигрант из Израиля. Дядя всегда посмеивался с того, насколько жадным и скупым был этот старик, что даже не мог купить себе новые штаны, и делал латки каждый раз, когда протирались старые.