К ужину в Эшингеме по-прежнему было принято переодеваться: гости мужского пола были при белых бабочках. Роберт пробежал глазами по собранию за столом и решил, что при всей неизбежности гибели традиционного уклада очень приятно сознавать, что прежние обычаи все еще живы. Они придавали жизни упорядоченность, и его поколение являлось, пожалуй, последним, кому довелось наслаждаться такой изысканной роскошью за ужином в частном аристократическом доме. А каков интерьер! Огромное помещение, роскошная отделка деревом, прекрасный камин, длинный-предлинный стол, обилие цветов, сверкающее серебро, слуги в ливреях, ожидающие приказаний со всей сдержанностью и выучкой: поставить и заменить тарелки, подать блюда, снова и снова наполнять бокалы.
В сиянии свечей и сверкании драгоценностей женщины казались еще более блистательными. Особенно удивило Роберта превращение леди Бекенхем. В повседневном костюме из поношенного твида она мало отличалась от собственного егеря. Но за ужином она предстала по-прежнему прекрасной женщиной: густые черные волосы, подернутые серебром, были изящно и с невероятной скоростью уложены многострадальной горничной, а красивое декольте и удивительно тонкая талия выгодно подчеркивались излюбленным ею типом платьев — довольно строгих, с вышивкой и отделкой драгоценными камнями по атласу.
Селия в шелке кремового цвета, конечно, тоже была прелестна, но вид у нее был усталый, как всегда в последнее время. Фелисити в изысканном ожерелье и с каплями жемчуга в волосах нисколько не уступала Селии в красоте. Ее усадили рядом с Оливером, и ей дважды удалось так рассмешить его, что он расхохотался в голос — невероятный подвиг даже в лучшие времена. А теперь Фелисити самым вежливым образом выслушивала лорда Бекенхема: тот пустился в воспоминания о боевых кампаниях, в которых ему доводилось участвовать, упоминая все кровавые подробности, и каждую историю завершал словами: «Дед и прадед были бы мной довольны».
В целом беседа была лишена светского лоска, к которому Роберт привык в Нью-Йорке: разговор вертелся вокруг узких проблем, по большей части связанных с сельской жизнью, и Роберт немного скучал. А когда он рассказал, как однажды в Нью-Йорке явился на заявленный в белых галстуках обед в черном смокинге, лорд Бекенхем воззрился на него с недоверием.
— Надеюсь, вы немедленно уволили слугу, — сказал он, — чрезвычайное невежество. Непростительное.
Лорду Бекенхему явно не приходило в голову, что можно обходиться без слуги, и Роберта это позабавило. На другом конце стола леди Бекенхем сетовала на постыдное состояние современного английского общества.
— Они принижают достоинства пэрства. Какой кошмар, за последние три года появилось восемь новых графств и шестьдесят четыре титула баронов. Их просто продают, вы представляете, этим жутким нуворишам. Рыцарство стоит десять тысяч, баронский титул — сорок. И в Лондон понаехали женщины самого опас ного толка, притом ведут себя по-хозяйски, чего стоит эта леди Кьюнард, американка, а леди Коулфэкс, а Лора Корриган — чудовищно вульгарная бывшая телефонистка и тоже, кстати, американка.
— Мама, Фелисити ведь американка, нельзя говорить так грубо, — сказала Селия.
— При чем тут это, дорогая? — обернувшись, заявила леди Бекенхем. — Миссис Бруер не похожа на американку, она чрезвычайно хорошо воспитана. Таких, как она, мало найдется, — изрекла леди Бекенхем с неимоверным апломбом, словно знала всю подноготную американского общества.
Фелисити сразу не нашлась, что ответить, но потом заметила:
— Возможно, таких, как я, больше, чем вам кажется, леди Бекенхем.
Воцарилось молчание, затем леди Бекенхем добавила:
— Сильно в этом сомневаюсь.
Позже, в библиотеке, во время игры в шарады и по просьбе Селии она попросила у Фелисити прощения, но та рассмеялась и сказала, что и не думала обижаться и что удостоиться похвалы леди Бекенхем по части воспитания на самом деле большая честь.
А еще много позже, когда почти все легли спать, леди Бекенхем подсела к камину, возле которого читала Селия.
— Восхитительная женщина, — сказала леди Бекенхем, — она мне очень нравится. Невероятно привлекательна. Оливер тоже от нее в восторге. Я их недавно видела в саду, они беседовали, склонив друг к другу головы.
— Да, — кивнула Селия, едва отведя взгляд от книги и рассеянно улыбнувшись замечанию матери, — да, нравится. Это хорошо, ему ведь мало кто нравится.
— Она очень сексуальная, — продолжала мать, — нет ничего удивительного в том, что Оливер к ней неравнодушен.
— Фелисити? Сексуальная? — Селия с удивлением взглянула на мать. — Мама, да она же совершенно старомодная, послушная жена.
— А тебе никогда не приходило в голову, что это тоже может быть сексуально? — спросила леди Бекенхем. — В таком случае я удивляюсь тебе, Селия. Я думала, ты лучше разбираешься в жизни.
Селия снова улыбнулась и погрузилась в чтение.
— О, какое блаженство. Себастьян, я страшно рада, что вы пришли. Спасибо, что смогли отыскать свободную минутку в вашем ужасно плотном графике.