— Да, мисс Фортескью, обязательно передам. Спасибо за звонок. И если он даст вам о себе знать, вы тоже, пожалуйста, нам сообщите. Спасибо.
— Барти, дорогая, ты мне нужна.
Барти играла с близнецами в карты. Она побелела и сразу же поднялась, швырнув карты на стол. Близнецы, почуяв драму, тоже примолкли, глаза их расширились, лица приняли беспокойное выражение.
— Пойдем со мной, — позвала Селия, — спустимся вниз. Ко мне в кабинет. А вы, девочки, побудьте здесь и не мешайте нам.
Повисло такое напряжение, что близнецы даже не попытались ослушаться.
— Твоя мама… — начала Селия.
— Я поняла. Она умирает. Да?
— Да, — тихо ответила Селия. — Надежды мало. Я не могу передать, как мне жаль. Но теперь нам нужно срочно поехать повидаться с ней, понимаешь?
— Попрощаться. Да, конечно. — Барти была настолько сдержанна, что Селия просто не поверила своим глазам. — А мои братья и сестры?
— Мы можем послать за ними Дэниелза. Если ты назовешь мне адреса. Некоторые я, кажется, помню, но…
— Да. Обязательно. А Билли?
— Я уже позвонила в Эшингем. Он прибудет ближайшим поездом.
— Надеюсь, он успеет, — сказала Барти все так же сдержанно.
— Да. Будем надеяться.
Билли не успел. И никто, кроме Барти и Селии, уже не застал Сильвию в живых. Перед смертью Сильвию перевели в отдельную маленькую палату. Той страшной агонии и мучений, что случились в предыдущую ночь, не было и в помине. Она лежала, будучи уже где-то очень далеко, дыхание ее сделалось частым и каким-то поверхностным, лицо заострилось и осунулось. У кровати находилась сиделка, которая держала умирающую за руку. Когда они вошли, сиделка встала и вышла из палаты.
Барти стояла, некоторое время молча глядя на мать и крепко вцепившись в руку Селии. Затем подалась вперед и наклонилась, чтобы поцеловать изменившееся, отсутствующее лицо.
— Мам, это я, Барти, — очень внятно сказала она, — я пришла с тобой попрощаться. Не волнуйся за меня. И за всех нас. С нами все будет хорошо.
И эти слова вдруг каким-то образом дошли до сознания Сильвии, потому что веки ее дрогнули, хотя она и не открыла глаз. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы, почти улыбнулась и чуть-чуть приподняла руку над кроватью. Барти взяла ее руку, поцеловала и больше не произнесла ни слова. Какое-то время стояла тишина. Селия хранила молчание и, застыв, наблюдала за ними, матерью и дочерью, такими близкими, несмотря на все разлучившие их годы и обстоятельства. Селии вдруг стало очень тяжело. Потом она тоже подошла ближе, чтобы попрощаться с Сильвией, поцеловала ей другую руку, пригладила волосы. И вернулась на прежнее место в углу палаты.
Внезапно раздался резкий, хриплый вздох, и затем наступила полная тишина. Барти обернулась к Селии и спросила очень тихим, ровным голосом:
— Она… умерла?
— Да, — ответила Селия, приблизившись к Сильвии и вглядевшись в ее лицо. Перед ней мысленно пронеслись долгие годы их преданной странной дружбы. Селия вдруг поняла, что в душе молится в надежде на то, что хоть немного облегчила тяжелую и безрадостную жизнь этой женщины. — Да, Барти, она умерла. Покинула нас.
Тогда Барти тихонько опустила руку матери на постель, повернулась и вышла из палаты. Селия еще несколько минут помедлила, глядя на Сильвию, которая наконец-то избавилась от боли, и подумала, какая она всегда была храбрая, безропотная, любящая, оптимистичная и бесконечно преданная и как несправед лива жизнь, дав так много ей, Селии, и так мало, почти ничего, Сильвии.
Селия вышла в коридор и увидела, что Барти сидит на стуле и тихо плачет. Лицо ее сделалось белым, а в глазах Селия прочла что-то такое, о чем трудно было говорить.
— Теперь я совсем одна, — сказала Барти, и Селия вдруг все поняла, и ей стало так больно, как еще ни разу в жизни.
Глава 30
— Она написала! Она ответила! Наконец-то! Просто не верится.
— Кто написал?
— Сюзанна Бартлет, разве ты забыл? Вот, получил сегодня утром. Она пишет, что готова поговорить со мной.
— Когда?
— Так… Не раньше четверга. Похоже, ей нездоровится. Но у меня есть номер ее телефона, и я могу ей завтра позвонить. Правда, здорово?
— Правда. Просто чудесно. Ты расскажешь об этом Оливеру Литтону?
— Нет, наверное, — подумав секунду, сказал Гай. — Вероятно, это не поможет, как ты говорил, а даже усугубит ситуацию. Поэтому пусть Оливер пока остается в неведении. И потом, у нас есть еще две недели, и один день ничего не решает. Надо же, я ведь уже и не надеялся на ответ.
— А что конкретно она пишет?