Не ангел

Барти взглянула на него. Джайлз подумал, что она сейчас улыб нется ему в ответ, но ошибся. Она вдруг снова расплакалась, всхлипывая, как маленький ребенок, обхватив себя руками, словно в какой-то мучительной агонии, и повторяя только «Джайлз, Джайлз…» снова и снова.

— Барти, — попросил он, — Барти, не надо, пожалуйста, не надо.

И потом — Джайлз даже не понял, как это получилось, — он лежал с ней рядом и обнимал ее, а она все плакала, уткнувшись в него головой, приникнув к нему, словно он был последним ее прибежищем, а он все обнимал ее и говорил что-то глупое и бессмысленное вроде того, что ему невыносимо видеть ее страдания и она должна постараться не принимать все так близко к сердцу, что бы это ни было. И что он любит ее. Очень, очень сильно ее любит.

— Домой не пора? — спросила ММ, просунув голову в дверь кабинета Оливера. Он по-прежнему сидел за столом, уткнувшись в бумажки с цифрами, — в той же позе, как когда она уезжала.

— Я надеюсь найти что-то, о чем я забыл, — объяснил он, — какие-то средства, которые нас спасут. Но ничего не нахожу.

— Я занималась тем же самым, — сказала ММ. — Какие же мы оба странные.

— Что-нибудь удалось найти?

— Нет, боюсь, ничего.

— А я боюсь, что наш лимит исчерпан, — добавил он. — Я имею в виду, лимит удачи.

— Похоже на то. Во всех отношениях. — ММ не хотела это говорить, просто с языка сорвалось.

— Что значит «во всех отношениях»? — взглянул на нее Оливер.

— Да нет, вообще-то… Ну, я немного преувеличила.

— Можешь рассказать мне, если хочешь.

— Я понимаю, но… — замялась она.

Вопрос был деликатный, а ММ всегда крайне неохотно говорила о чем-то личном, даже о том, как ей спалось. При других обстоятельствах она могла бы рассказать об этом Селии. Но Оливеру… Младшему брату. Замкнутому, необщительному. Как она сама. Как их отец. Нет, никому из них это не пойдет на пользу.

Она вздохнула.

— Продолжай, — предложил он, — может быть, я хоть немного отвлекусь от своих проблем. Воспринимай это как проявление участия ко мне. Мы можем выпить по стаканчику хереса, если тебе это поможет.

А может, и стоит ему рассказать. Может, и хорошо.

— Все это, вообще-то, может показаться… глупым, — предупредила ММ.

Оливер взглянул на нее, открыл буфет у камина и вынул оттуда бутылку хереса и два стакана.

— Выкладывай, ММ, — сказал он.

Она поедет. Определенно поедет. Она уже приняла это решение в прошлый раз. Ей просто помешали. Оставаться здесь, в этой тюрьме, больше нельзя. Она тут задыхалась, выходила из строя. Во всех отношениях. Она чувствовала себя обессиленной, униженной, она была уже не в состоянии разговаривать с людьми. Последней каплей стала фраза Оливера о том, что она, оказывается, вовсе не Литтон. А раз так, что она здесь делает? Ярость ее утихла, но страдание осталось. Всю свою жизнь она жила как Селия Литтон, его жена и член его семьи. И как же он посмел отказать ей в этом? Да что бы ни случилось! Нет, нужно уходить. Как ни тяжело, а иного выхода нет.

Сейчас она позвонит Себастьяну и сообщит ему об этом, а когда Оливер вернется домой, она и ему объявит о своем решении, а потом постарается все объяснить детям, перед тем как уехать с Себастьяном. Селия вошла к себе в кабинет, сняла трубку и попросила номер Себастьяна.

— Ты сама хочешь… как бы это сказать… отношений с этим человеком?

— Да, и очень.

— А он — с тобой. Ну и в чем проблема?

— Да. Но он хочет, чтобы мы поженились.

Оливер улыбнулся — весьма холодно.

— И что же? По-моему, вполне приемлемая перемена в твоей жизни.

— Да. Я понимаю.

— По-твоему, брак — такая страшная перспектива?

— Я не верю в него.

— Но за отца Джея ты бы ведь вышла?

— Да, наверное, вышла бы. Он…

— Что?

ММ не знала, что ответить, — ей всегда трудно было говорить о Джаго.

— Он сам предложил мне это. Когда узнал о Джее. Но… он погиб, как ты знаешь.

— Знаю, конечно, ММ, дорогая. Тебе выпало много несчастий. И не только тебе. Несчастий, вызванных войной.

— Да. Но здесь дело вовсе не в этом, Оливер. Гордон думает, что я была замужем за… отцом Джея. И придет в ужас, если узнает правду.

Оливер налил себе еще хересу.

— Да брось ты, ММ, зачем ему об этом говорить? — почти раздраженно сказал он.

— Его нет, леди Селия. Нет. Он ушел обедать со своим агентом. И просил передать всем, кто будет звонить, что вернется около девяти. Он вернется не поздно, потому что завтра ему уезжать, и довольно рано. Вы ведь в курсе?

— Да, миссис Конли, я в курсе.

— Я сейчас ухожу, но оставлю ему записку, что вы звонили.

Селия была в отчаянии и едва не плакала. Ей так нужно было поговорить с Себастьяном! Чтобы зарядиться храбростью.

— Да, оставьте. Спасибо, миссис Конли. Но он точно вернется… потом?

— Ну конечно, леди Селия. Я думаю, что самое позднее — в девять тридцать.

— Ты что, хочешь, чтобы я соврала?

ММ была потрясена: Оливер, который и в семье, и в издательском мире слыл образцом честности и прямоты, вдруг предлагает ей подобную линию поведения, становясь на путь прагматизма, поступая, как расчетливый делец.

— Ну зачем врать, — пояснил он, — в этом нет необходимости. Просто молчи. Молчание — золото. Лично я питаю к нему большое уважение.