Не ангел

— Тогда позвони мне, Нэнни, и через полчаса я буду дома. А может быть, и быстрее.

Нэнни не позвонила. В тот вечер Адель, казалось, уже совсем вернулась к своему нормальному состоянию. Селия начала паковать вещи. Она боялась даже помыслить, как бы ей пришлось поступить, если бы Адель и впрямь серьезно заболела. Конечно, место матери возле больного ребенка. Но не попасть на «Титаник»! Пропустить первое плавание! Это стало бы самым большим разочарованием за всю ее жизнь. Невыносимым. И с профессиональной точки зрения поездка тоже обретала важность: Селия уже обещала сделать об этом сообщение на литературном вечере в «Хэтчардс» и обсудила с ММ возможность издать книгу — не только о «Титанике», но и о других роскошных лайнерах, которые становились столь популярными. Она просто обязана быть на «Титанике», просто обязана.

— Очередной митинг? — ММ подняла брови.

— Да, — кивнул Джаго.

Он скрестил пальцы в карманах, хотя в том не было необходимости. Потому что это была чистая правда. Он собирался на очередной митинг. Просто так уж выходило, что митинг будет очень маленьким: только он, Вайолет и Бетти Карстейрз, казначей. А что такого? Правда, встреча состоится в маленьком домике, где Вайолет живет вместе со своей матерью-вдовой, которой, кстати, не будет дома, но ведь он же не собирается изменять ММ — только проверит имена и подписи, наклеит марки на конверты с письмами к сторонникам и сочувствующим.

И он сказал Вайолет, что у него есть кое-какие новости. Они и в самом деле были. ММ обещала Джаго, что «Литтонс» издаст книгу о миссис Панкхёрст и ее дочери. Конечно, эти женщины не были членами Национального союза борьбы за права женщин, но таким образом можно было придать их делу широкую гласность. Потому что в книге непременно упомянут эту организацию — так сказала ММ. Они будут в восторге. И он, Джаго, сразу вырастет в их глазах. Идея с книгой наверняка произведет впечатление на Вайолет. От мысли об этом Джаго повеселел. Произвести впечатление на ММ было практически невозможно. Конечно, теперь девочки поймут, что он знаком с кем-то, имеющим отношение к издательству, а в этом нет ничего хорошего — они теперь станут надеяться на деньги, пожертвования. Они становились страшно дотошными, когда дело касалось их интересов, каждая мелочь оценивалась буквально со всех сторон. ММ дала всего двадцать фунтов, и ей очень не понравилось, когда Джаго предложил, чтобы издательство «Литтонс» по-настоящему, официально внесло денежный вклад.

— Я не собираюсь до такой степени втягиваться в подобные дела, — заявила она. — Полагаю, это совершенно не то, чем должно заниматься «Литтонс».

Когда Джаго спросил почему, ММ некоторое время пыталась уйти от ответа, а затем нехотя объяснила, что многие из их клиентов не испытывают симпатий к суфражисткам, а если уж говорить напрямик, настроены к ним весьма враждебно.

— Подобные действия могут причинить нам большой вред, Джаго, ты должен это понимать.

Джаго сказал, что совершенно ничего не понимает, а ММ ответила: ну что ж, печально, но ситуацию это не меняет.

— Думаю, в конце концов, издание книги будет намного полезнее. А кроме того, Селия хочет выпустить художественное произведение, в котором действие крутилось бы вокруг вашего движения, и один наш редактор уже получил задание подыскать автора. Это тоже будет чрезвычайно ценно. Так что, Джаго, не нужно упрекать меня в том, что издательству или мне безразличны интересы суфражисток.

Джаго, почуяв опасность, заверил ММ, что у него и в мыслях не было в чем-то ее упрекать.

— Венеция сегодня плохо себя чувствует, леди Селия. Боюсь, с ней то же самое.

Селия отложила комплект отделанного кружевом белья, который только что купила в «Вуллэндз», и тщательно завернула его в тонкую бумагу, чтобы затем упаковать.

— Ох, Нэнни, — вздохнула она. — Ей так же плохо, как Адели?

— Я бы сказала, хуже. Очень нехороший кашель.

— Сейчас поднимусь.

Повторилась точно та же история: был вызван врач, он прописал то же лечение и уход и удалился. На этот раз пришлось вызвать его утром повторно. Венеция, которая всегда была слабее сестры, чувствовала себя намного хуже: температура у нее подскочила до тридцати восьми градусов, маленькая грудка быстро-быстро поднималась и опадала при дыхании, кашель был острым и резким. За первой беспокойной ночью последовала вторая. В полночь, когда она лежала в кроватке, непрерывно кашляя, и уже ни ингаляции, ни растирания оказались не в силах бороться с этим бесконечным, болезненным кашлем, Селия взглянула на Оливера, который тоже поднялся наверх, чтобы посидеть с дочкой.

— При таких делах, Оливер, тебе придется ехать без меня, — заключила она. — Как можно оставить Венецию, раз она так больна? Мне не будет ни минуты покоя. Это ужасно… Но ты в любом случае должен ехать.

Нэнни, как раз появившаяся с дымящейся кастрюлей взвара для ингаляции, была тронута, увидев, как Оливер нагнулся и нежно поцеловал Селию в макушку.

— Дорогая моя, — сказал он, — если не едешь ты, то, конечно, не еду и я.

— Оливер! Ты же так ждал этого!