Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света (СИ)

Бедный птах и вправду засиделся – конюшня и двор, на котором она была построена, вспыхнули ярко-синим ковром!

– Ты мой колокольчиковый маг, – прижалась к груди грифона, чувствуя мощные удары сердца, щурясь от синего марева вокруг, чувствуя, как ко мне возвращаются силы! – Спасибо! – шепчу сквозь слёзы радости. – Спасибо! Пойдём! Пойдём, я тебя выпущу. Только с тобой не полечу… У меня плащ в подземелье остался, понимаешь. Не обижайся. В следующий раз полетим вдвоём, обещаю!

Пока я всё это говорила, мы подошли к площадке, откуда грифоны взмывали ввысь. Пришлось идти прямо по цветочному ковру, жалко, но что делать: Колокольчик сегодня в ударе. Обняла грифона последний раз крепко-крепко, и птах, сверкнув золотым глазом и расправив крылья, рванул к облакам!

Стою, задрав вверх голову, красота! Лазоревое небо в вышине, цветущая синь под ногами, кое-где уже покрываются золотом листья, воздух пахнет осенью.

– Добрый день, Джоан, – раздался за спиной голос Ролана.

Стою и не хочу поворачиваться. Просто не хочу. У меня истощение. Магическое. Холодно и хочется, чтобы никто не стоял за спиной. Может, мне показалось, а?

Ну, пожалуйста…

«Никто», стоящий за спиной, накидывает мне на плечи тёплый плащ. Ворот касается щеки и… запах. Родной запах ветра и свободы.

Ролан.

Верный сморит на нас с интересом, а я. Мне и страшно, и радостно. Хочется сбежать. Любопытно, можно ли забаррикадироваться в королевском подвале? И одновременно хочется броситься ему на шею, прошептать: «Прости!», целуя недовольно поджатые губы.

– Добрый день, – говорю я хриплым, каким-то не своим голосом.

Как простуженная ворона, честное слово! А сердце замирает. Ой, что сейчас будет! Мы повздорили, а потом я усыпила его и сбежала. Кажется, Милосердная, мне конец…

– В платье, в такой мороз… Это глупо, – сообщает монсеньор холодно, спокойно. – Постарайтесь включать разум. Даже если обычно вам это несвойственно, – и тем же тоном подбежавшему слуге, – позаботьтесь о моём грифоне.

Короткий поклон и он уходит.

Я смотрю вслед безупречно ровной, равнодушной спине и… ничего не понимаю. Чёрные кудри взлетают от ветра при каждом шаге.

Это как? Это что? Это… всё? За что?!

Он просто… накинул плащ и ушёл?

Очнулась, когда уже сделала шаг вслед за ним, и вдруг.

– Джо! Джо! Джо-о-о-о!

Прямо с неба раздались ликующие вопли.

– Улька! Ришка!

Первым появился Колокольчик. Такой довольный, будто он лично летал за девчонками. Приземлился, что-то прокурлыкал Верному, должно быть, приветствие.

– Крххх, – услышал в ответ от приятеля.

А тем временем на посадку заходил клин гвардейцев монсеньора Ролана. И как у них получается так летать? Словно по линейке.

Девчонки румяные, растрёпанные кинулись меня обнимать, казалось, ещё до того, как грифоны коснулись земли. Обе в чёрной форме, зачарованных плащах для полёта, сапожках. Всё выполнено точь-в-точь как у взрослых: добротное, по размеру. Где ж нашли такого мастера в Приграничье?

Душу царапнуло чувство вины. Ответственность за девчонок брала на себя я, а он. Занимался всем этим с любовью, заботой, как… Как будто это его дети. Слова Альфреда про чувства Ролана тут же всплыли в памяти, и стало совсем не по себе.

– Мы летели и летели, – трещала Ришка, устроившись у меня на руках.

– Ты как? – Улька, мой маленький лекарь, смотрит обеспокоенно: всё чувствует, всё видит. – Магия ещё не вернулась?

– И летели, и летели, – вопило в ухе. – Монсеньор форт громил, когда ты…

Я прижала Ришку к себе. С одной стороны, для того, чтобы она наконец замолчала, с другой, чтобы Улька не видела моего лица.

Форт громил, говорите? Значит, когда мы с Колокольчиком покинули Биргенгем, монсеньор переживал? А по его спине да холодным замечаниям сквозь зубы и не скажешь.

– Знаешь, как страшно было! – продолжала шептать маленькая фантазёрка. – Я тряслась, когда к нему шла с твоей запиской…

– Не выдумывай! – нахмурилась Уля. – Записку не ты относила, а я!

– Мы вместе! – тут же насупилась Ришка.

– Я же тебя отправляла к лекарю, – посмотрела я на Улю.

– Ещё чего! – маленькая вредина усмехнулась, а я радовалась её сияющим глазам и ехидной улыбке, тому, что девчонки, вот они, одеты, умыты, здоровы и счастливы.

– Как хорошо! – вырвалось у меня, но тут же родилась мысль о том, что как бы там ни было, а монсеньору я за это счастье задолжала извинения.

– А перед самым отъездом… – Уля вдруг стала серьезной. – Смотри, что я нашла, словно кто подбросил.

На её ладони лежал синий самоцвет! Квадратной огранки, точь-в-точь такой, как я видела. Вздрогнула, вспомнив слова короля.

– Я знаю, кому это надо отнести, – кивнула и обняла Ульку. – Умница моя! Помощница.

Уля посмотрела на меня внимательно.

– Добрый день, госпожа графиня, – к нам уже спешил лекарь монсеньора.

– Здравствуйте, Брази, – посмотрела на него с усмешкой. – Не стоит так официально, – мы с вами всё-таки лапы грифонам вместе мыли, забыли?

– Госпожа Джоанна, – исправился он, смущённо пряча улыбку. – Мы добыли споры гриба – я привёз.

– Брази, вы чудо! – я готова была от счастья обнять весь мир. – А что с чудовищем?

Лекарь помрачнел:

– Не получилось.