Не без греха (СИ)

К той весне Чимин, в свои неполные тринадцать, задыхался на физкультуре и пропускал мимо ушей насмешки и унижения от сильных мира сего - шпаны своего возраста, считавшей, что жиробасам отведена роль боксёрской груши. Ему то и дело приходилось слышать оскорбления, подтрунивания и прочие прелести «детей-лапочек», но Чимин терпел. Стоически терпел всё, что происходило, полагая, что только так можно выжить. Если хочешь, например, в час после уроков спокойно посидеть на качелях, слушая музыку, или завернуть в кондитерскую, где знакомая аджума всегда давала к купленной сладости бесплатную конфетку.

Тот март выдался влажным, по пути на ветровке собирались капельки, и Чимин помнит, как стряхивал их с рукавов, называя «стразиками». Тогда же Чимин попробовал дать отпор напавшей ребятне, они снова пристали, тыкая в него прутьями, докучали и просили не рассказывать мамочке.

В Чимине пробудилось безжалостное чудовище, которое собиралось ломать и крушить. Конечно, в ответ ему разбили нос и сломали ребро, зато посетило чувство, что это чертовски правильно - не давать себя в обиду. В ужасе забравшие его из медкабинета родители, грозились подать в суд. Впервые Чимин вспылил и накричал на старших, пробуя себя защитить. И как-то так вышло, что они хотя бы перестали сопровождать его в учёбе (мама иногда заезжала, чтобы отвезти в музыкалку, но это не считается). Хулиганы точили зуб, но в открытую лезть перестали. Чимин смог благополучно сдать экзамены и перейти в разряд старшеклассников, снова сменить коллектив, по умолчанию поделившийся на тех, кому было до фени на его существование, тех, кого он раздражал и тех, кого раздражал чересчур.

Несмотря на пережитые невзгоды, вырос он юношей скромным и мирным, отзывчивым, не склонным к спорам или отстаиванию мнения. Он многого пугался и многого не умел, стыдился своей тучности, часто прятался, избегая событий и движения. Иногда мог блеснуть умом, и тогда едва не горел вместе с партой, слыша похвалы учителей.

Как и все, он имел мечты, любимые песни, блюда (большой список), цвета и книги. Ему нравилась староста - девушка высокая и строгая, похожая на млеющий в сумерках южный кипарис, от одного взгляда на который теплеет. Он и не думал ей признаваться, предпочитая восхищаться на расстоянии, как редким видом прекрасного цветка, втайне изображал на полях черновика её завуалированное под рисунок имя и посвящал стихи. Она была такой… Красивой? Да. Умницей? Да. Старательной и магически притягательной. До одного вечера, в который разбила этот образ, проронив в ранимой душе Чимина семена, которые прорастут в будущем.

…Чимин вдруг оказался прижатым к кирпичной стене дома - проехавший велосипедист чуть не снёс его с ног и, обернувшись, прикрикнул:

— Смотри, куда прёшь, танк!

Что ж, это не самое обидное, что приходилось слышать Чимину. Зря. Зря он стал вглядываться в витрины, в те костюмы, рубашки, брюки и джинсы, шитые на стройных и прекрасных, богатых… Таких, как Тэхён, например. В любом из нарядов он выглядел бы сказочно.

Настроение упало совершенно. Мысли вернулись в прежнее русло, и Чимину пришлось вспомнить, откуда и куда он идёт, по какой причине. Задетое плечо у него заныло и, отвлёкшись на его потирание, Чим застрял у развилки на разные улицы, почувствовал, что футболка подсохла, зато под лямками рюкзака скопились новые озёра.

— Чёрт…

Тут случилось занятное.

«Бом-бом-бом».

В фильмах так обычно гремит отзвук громкой музыки. Но на дворе далеко не ночь, и клубов поблизости нет. Подумав, что до окончания занятий где-то прошататься всё равно нужно, Чимин отёр испарину рукой и, держа ухо востро, шагнул по направлению к звуку. Побродив вокруг, он вскоре вышел дворами к небольшому зданию, от больших окон которого под козырьками струились радужные пылинки. Он встал у одного из них на теневой стороне, где содержимое из-под открытых жалюзи просматривалось всё равно, что в океанариуме.

Сердце Чимина замерло. Не остановилось и снова пошло, вовсе нет. Именно замерло. Как будто его окунули в тёплый соус и шепнули помолчать немного.

За стеклом, в большом и светлом зале, напротив зеркал порхала бабочка. По крайней мере, Чимину так почудилось, ведь только они могут так плавно перемещаться в пространстве, порхать.

И хотя громоподобный звук, как оказалось, разносил стены соседнего помещения, Чимин растворился в той тишине и грации, что поражала в этом.

Лёгкость. То, чего Чимин не мог подать и донести до других, хотя ощущал, какова она - воздушная материя, похожая на шёлк, что перекладывается на мышцы и выглядит так красиво, делая человека ангелом.

Там танцевал юноша и каждое из его движений не просто отточено, а благословлено свыше, светится. Чимин на мгновение прикрыл глаза и… представил, что летит. Нога влево, переход… выброс эмоций фонтаном. Если бы позади не послышалось смеха, то Чимин бы так и не понял, что пробует шевелиться в такт беззвучию, и что с его комплекцией это должно было выглядеть, как минимум, нелепо.