Не без греха (СИ)

Предложи кто-нибудь Чимину вернуться в машине времени в тот день, когда Тэхён так открыто его унизил, и Чимин бы, честно, ничего не менял. Не уйди он с занятий пораньше, не встретил бы Хосока, не пойди за ним следом, не решился бы ни на что другое… Вот оно и закрутилось, превращаясь в слепок пути уникального и неповторимого. В какой-то степени, благодаря влиянию друг на друга, они и пришли к тому, что имеют, пусть и лишений познали в достатке.

О том, что Тэхён объявлен в розыск, Чимин тоже знал и верил - с его другом всё хорошо, и когда-нибудь он даст о себе знать. Что бы там ни случилось, он предпочитал оставаться на его стороне, ведь знал, что кошмарам предшествовало нелёгкое признание и растерзание обществом.

Чимин также тягостно переживал и смерть Чонгука, о которой услышал от Хосока, посмотревшего поздний выпуск каких-то криминальных хроник. Они навестили его родителей и, выразив соболезнования, посетили колумбарий. Войдя в залу, Чимин подошёл к застеклённому шкафчику, выискивая нужное имя и, найдя, зажал рот руками.

Свежие цветы возлежали у двух урн.

«Чон Чонгук» и рядом «Мин Юнги».

Невообразимо и совершенно неправильно, но хотя бы здесь они были вдвоём, фантомно рядом. В рамках фотографии их детства, их запечатлённые улыбки. И чем дольше Чимин смотрел, тем больнее ему становилось. Прильнув к погрустневшему Хосоку, он замочил ему плечо.

Потом Чимин приходил сюда каждые две недели, принося букет белых лилий, и надеялся, что теперь Чонгуку видно весь мир и далеко за его пределами.

Он не был уверен, что всё, за что они боролись, предварительно сломив под корень, наконец, сделало их сильнее.

***

Возможно, та чистая жизнь - была единственной ценой, что заставили заплатить Юнги. По крайней мере, больше никто не пытался их достать. Пару раз Юнги порывался выйти из укрытия с планами мести, но Тэхён выступал против. С них хватит. Они слишком много о себе мнили, слишком устали.

Осенью Тэхён осилил английский, сдав экзамен, и смог помогать Юнги с работой, обрабатывая фотографии в фотошопе и занимаясь их рассылкой. Их тандем действовал слаженно.

Тэхён посещал воскресные служения в католическом храме и, хотя вера его не укрепилась, в тишине, пропахшей ладаном, становилось много спокойнее. Иногда он говорил с собою и просил у себя же: не гневаться за прошлое, не страдать и не пытаться замолить содеянное, он хотел вынести страдания, выкипеть в них.

Они прожили душа в душу ещё полгода и к следующей весне накопили на машину. Юнги получил права, Тэхён - следом. Им довелось жить в чудесной стране, но под чужими именами. И только дома смывались красочные наслоения, и оставалось что-то исключительно своё, без карнавальных прикрас, затихшее навеки, в поцелуях и объятиях, не рассчитанных ни на кого больше.

Возможно, Юнги шёл к этому с самого начала, но не решался.

Тэхён оказался дома чуть раньше, отпросившись из-за невыносимой головной боли. Юнги, который весь день не отвечал на звонки, отсутствовал вовсе. Тэхён зачем-то обошёл весь дом, двор и увидел приоткрытую дверцу сарая, где прежние хозяева когда-то держали лошадей.

«Мёртвое должно быть мертво». Тэхён не думал об этом. Он вбежал туда, одуревая от ужаса.

Однако…

Сгорбившись, Юнги сидел на табурете под заунывно качающейся петлей и с прищуром смотрел, как в открытом большом окне догорает закат. Курил. Увидев его, Тэхён громко вздохнул. Затем перевёл взгляд на потолок, покрылся мурашками и, подойдя, бессильно опустился на настил сена, уложил голову ему на колени.

— Что ты собирался сделать, Юнги?

— Умереть по-настоящему, — он спустился к нему и протянул сигарету, делясь вкусами. — Прости.

Тэхён затянулся. Докурив, отшвырнул бычок в старую банку из-под краски и прильнул головой к плечу Юнги. Тот приобнял его. Они сидели, тупо уставившись в никуда, в небо, переходившее в синеву сумерек. Ветер продолжал качать петлю. Им обоим всего-навсего хотелось по-настоящему жить.

-The End-