Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

– Ну так что, – обратился он к подругам, – ко мне, что ли, пойдём? Время детское, ещё и «тридцаточку» расписать можем. – Мнения Леонида он не спрашивал, раз в гостях – делай, что скажут.

– Неужто, барышни, вы и в преф играете? – недоверчиво восхитился Мятлев.

– Как каждый уважающий себя офицер, – гордо ответила Людмила, а Вадим добавил:

– И тебя, раз ты у нас генерал, на одних девятерных разденут[149].

– Так я что, я с удовольствием…

Весёлая компания отправилась, никуда не спеша, через Театральную площадь, по залитой светом фонарей и реклам, заполненной гуляющей публикой Петровке на Столешников. Ляхов ничем не рисковал, в этом мире Контрразведчику совершенно всё равно, где квартирует его будущий «фронткамрад»[150], а вот как – пусть полюбуется. То, что оттуда можно почти свободно, как через турникет метро, переходить в их общую реальность, он сообщать не собирался.

И сам факт, что клиент должен бы сильно удивиться, поняв, что Ляхов и там, и здесь проживает по тому же самому адресу, его не волновал. Пусть воспримет это как ещё одну загадку «конгруэнтно-параллельных миров», делающую картину мироустройства окончательно непостижимой.

Мятлев жадно впитывал атмосферу ночной Москвы, столицы государства, где почти век не было никаких потрясений и ужасов, где короткая Гражданская война забылась так же, как свой восемнадцатый год в Германии. Где гуляющие по улицам, сидящие в бесчисленных ресторанчиках, кафе и пивных люди и вообразить не могут, что возможны в природе «коллективизация», «индустриализация», «большой террор» и уж тем более Великая Отечественная и сопутствующие ей войны, включая «холодную».

Очень хорошо рассчитал Ляхов. Внезапный вброс человека в несопоставимую со всем его жизненным опытом реальность, как условную «ивановскую ткачиху» восьмидесятого года в Западный Берлин, да с пачкой дойчмарок в клеёнчатой сумочке, весьма способствует перемене взглядов. Или хотя бы – настроения. А если рядом с тобой девушка, поразившая не только воображение, но и куда более глубокие структуры личности, и ты великолепно понимаешь (не дурак же – специалист), что рассчитывать на её благосклонность, а то и намного большее можно только в одном-единственном случае – если её мир станет и твоим.

Не он первый, не он последний. В Министерстве наперечёт, поимённо знают и помнят всех, кто изменил долгу и перебежал на сторону врага за последние семьдесят лет. Может, и были такие, кто – из «подлинных убеждений» или обоснованного страха за свою жизнь, но то все в сталинские времена. Прочие же – из-за толстого гамбургера и длинного доллара. Но Мятлев ни присяге изменять не собирается (не предусмотрено Присягой таких коллизий), ни на сторону врага перебегать (иначе с тем же успехом чтение дореволюционных книг можно предательством объявить).

Глядя по сторонам, фиксируя в памяти каждую, пусть для местных жителей незначительную, давно привычную деталь, Леонид Ефимович думал: «Да куда тут всем Лондонам, Парижам, Нью-Йоркам, вместе взятым? На порядок лучше, красивее, спокойнее, богаче. Самое же главное – это настоящая Держава, где, без всяких коммунистических заморочек, «всё для человека», и тот же человек другому «товарищ и брат». Поскольку давным-давно каждый здесь имеет «своё», и инстинкт «делить чужое» практически утрачен. Ради такой «новой Родины» (а, по правде говоря – «старой и истинной») стоит и потрудиться и рискнуть головой, если придётся».

Замысел Ляхова был ему абсолютно понятен технически. Курс вербовки он не только изучил в своё время, несколько лет сам преподавал в Высшей школе. Равно как и параллельный контркурс. И знал, что можно было бы господину Ляхову противопоставить. Только ведь это совсем другой случай. Не к измене его весьма квалифицированный, но никак не вражеский агент склоняет, а совсем наоборот.

Десятикомнатная сдвоенная квартира в самом центре московской светской и богемной жизни (остальные пять как бы рабочих помещений Вадим показывать не стал) произвела нужное впечатление. Мятлев обошёл её всю, просто интересуясь, как здесь живут приличные люди. Очень неплохо, и меблировка изысканная, и всё остальное. Ему предложи такую – многовато бы даже показалось. Жена заморится пыль вытирать и общий порядок поддерживать. У него всего лишь четырёхкомнатная «сталинка» в районе «Сокола», и то многие завидуют. Те, кто особняков во всяких Рублёвках и Жуковках не настроили, а во всяких новоделах ютятся.

Особый интерес у генерала вызвала библиотека, составленная частично из советских и постсоветских книг, а в остальном – из дореволюционных и изданных за последние девяносто лет уже в этом мире.

– Сколько у тебя томов? – спросил Леонид.

– Тысяч десять.

– Долго собирал?

– Наши – всю жизнь, здешние – за год. Букинистам только заказ сформулируй. Всё, что угодно, разыщут, привезут, по полкам расставят и каталогом снабдят. Переплётчик – по отдельной таксе.

– Завидую, – вздохнул генерал. – Засел бы здесь, неделю не отрывался, чтобы только кое-что перелистать…