Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

И всё равно — Вадим Петрович Ляхов остался весельчаком и добродушным циником, а Сергей Васильевич затвердел характером до непроницаемости. Но и это понять можно.

Полковник после одесских событий довольно долго Уварова не тревожил. Валерий относил это на счёт не то чтобы интриг, но неизбывной неприязни к нему генерала Чекменёва. Ляхов Уварову проговорился, вроде бы между делом, а скорее всего — с умыслом, будто Император велел (а не «повелел», в чём есть существенная разница) наградить его Георгием третьей степени или хотя бы Владимиром второй с мечами и бантом, но Чекменёв упёрся. Вплоть до того, что «или он, или я!». Его Величество (по словам опять же Ляхова) затевать ненужный спор с «ближним боярином» не захотел, но нашёл способ намекнуть, что своими милостями верного бойца не оставит.

И вот теперь полковник Тарханов, заняв, наконец, господствующую высоту, Уварова якобы «вспомнил». По нынешней должности он в своих кадровых предпочтениях никому отчёта давать не обязан.

Идти от штаба «печенегов» до Кремля всего ничего, но за графом была выслана машина. Кто его знает, зачем. Из уважения или каких-то других соображений? Как будто он на своей не мог доехать.

Перед тем как спуститься на улицу, Валерий подумал, не позвонить ли, на всякий случай, Ляхову? У них была личная договоренность — по ряду вопросов общаться напрямую, минуя непосредственное руководство в лице Тарханова, Стрельникова и ещё нескольких старших командиров. С одной стороны, Уварова такая схема вполне устраивала, в личном смысле, а с другой — офицерская и дворянская честь негромко, но протестовала. Как-то неправильно получалось. «И вашим, и нашим», «Ласковое теляти двух маток сосёт» и тому подобные афоризмы российской житейской мудрости несли в себе некоторый негативный оттенок. Впрочем, здесь граф начинал вдаваться в слишком уж глубокие дебри военной и общегражданской этики.

Махнул рукой на неуместные мысли. Если позволить им резвиться в голове, чёрт знает до чего можно додуматься. Станешь незаметно таким же бессовестным интриганом, как их превосходительство Чекменёв Игорь Викторович.

Принял его полковник сразу, не заставил томиться в приёмной, как некоторые начальники любят: чтобы подчинённый помаялся, припоминая все свои истинные и мнимые прегрешения и недоработки, и явился «на ковёр» в нужном состоянии духа. Впрочем, с Уваровым такие штучки никогда не проходили, слишком подполковник был уверен в собственном «полном служебном соответствии» и считал, что если в его заведывании что-то идёт не так, то прежде всего виноваты отцы-командиры, ставящие неверные задачи или не умеющие правильно оценить реальные результаты их исполнения.

Само собой очевидно, что с таким характером в мирное время служить трудно, так «люди войны» и воспринимают мир лишь как досадную паузу между боями.

Вот и сейчас Валерий надеялся, что полковник придумал для него что-нибудь интересное, а то заниматься бумажными делами было уже невмоготу. Не для того, в конце концов, разворачивали малозаметный некогда отдел «Глаголь» в усиленную бригаду. В штатном смысле, конечно, если считать каждый отряд «Печенег» за роту. А по фактическим возможностям это формирование равнялось не меньше чем армейскому корпусу, да ещё и нескольким окружным охранным управлениям в придачу. И вот эта сила пропадала втуне, инерционно занимаясь по утверждённым планам боевой и технической подготовки, лишь изредка выделяя спецгруппы для выполнения пусть и важных, но весьма частных мероприятий.

Тарханов, по летнему времени, хотя в кабинете с трёхметровой толщины стенами и глубокими нишами окон было сумрачно и прохладно, был одет в белую рубашку без погон, а форменный китель висел на плечиках за полуоткрытой дверцей шкафа. В этом кабинете Валерию всегда нравилось бывать, наверное, по ассоциации с очень похожими помещениями штаба Туркестанского ВО в Ташкенте, куда так приятно было заходить с прокалённых солнцем и продуваемых горячим, с песочком, ветром улиц.

— Заскучал? — без предисловий спросил полковник, выслушав доклад о прибытии и указав на столик в углу с только что закипевшим чайником, двумя чашками и прочим положенным прибором. — Чай, кофе?

— Чай, зелёный, если имеется.

— Для хороших людей у нас всё имеется, — с редкой у него весёлостью в голосе ответил Тарханов. — Не стесняйся, будь как дома. Мне не надо, я кофе глотну. У тебя азиатские привычки, у меня арабские. Так я не услышал — заскучал, нет?

«Всё ясно, — подумал Валерий, заваривая будто специально для него припасённый высшего разбора чай. — Что-то интересное затевается. Ну и слава богу».

— Вы ж позволите без дежурных фраз, Сергей Васильевич? — сейчас Уваров обратился к полковнику по его то ли настоящему, то ли «внутреннему» имени. Для посторонней публики и младшего комсостава он числился как «Арсений Николаевич». В смысл таких разночтений ни Валерий, ни другие «знающие» не вдавались. «Так положено», и всё на этом.

— Я от тебя другого и не жду…