Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

Он сделал задумчиво-печальные глаза, прищурился, улыбочку изобразил и стал вдруг очень похож на самурая, культурно отдыхающего между походами на веранде своего родового замка из рисовой бумаги.

Перед вишней в цвету
Померкла в облачной дымке
Пристыженная луна.

Раз началось состязание, посторонним вмешиваться не положено, и Людмила только взглядом сообщила Ляхову, что происходящее ей нравится.

Пируют в дни расцвета вишен.
Но мутное вино моё бело.
Но с шелухою рис мой чёрный.

Сделавшись тоже немного похожей на японку умелой гримасой, Герта печально вздохнула.

Вадим с Людмилой снова переглянулись. И оба посмотрели на Мятлева.

— Девушка, — взмахнул он рукой в сторону официантки. — Что там у вас на заветной полке в углу? «Курвуазье»? Принесите два, то есть две бутылки, я хочу сказать. «Пусть проигравший платит, кляня свою судьбу!»

Однако сам он проигравшим и плачущим не выглядел, совсем наоборот. Карта ему явно пошла.

— Ох и напьёмся сегодня на генеральский счёт, — радостно сказал Ляхов, потирая руки. Кто в этой игре выигрывал, так именно он. Только вообразить, как тщательно приготовил и снарядил ловушку Мятлев. Именно на себя.

А тот не успокаивался:

К утренним вьюнкам
Летит с печальным звоном
Слабеющий москит.

Совсем короткая пауза. Что же сейчас придумает сощурившая глаза и сложившая руки перед грудью прибалтийская красавица? Вадим, выучивший когда-то наизусть всего десяток хокку, знал, что умельцы могут состязаться часами, перебрасываясь сжатыми до нейтронной плотности мыслями и эмоциями.

Надо же, нашла. Да ещё с каким подтекстом! Будто телепатически прочитала замысел Фёста.

Молись о лучших днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем похож.

Мятлеву пришлось сделать передышку, все выпили по рюмке честно проигранного им коньяку, и тут же его осенило:

Уж осени конец.
Не верит в будущие дни
Зелёный мандарин.

Но Герта была наготове. Будто перед её глазами прокручивался бесконечный свиток каллиграфически вычерченных иероглифов.

Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.

Леонид Ефимович поднял руки. Не сдаваясь окончательно, но только потому, что счёл «первоначальную задачу» выполненной. После таких слов следует сделать оперативную паузу, привести в порядок войска и амуницию и уже потом переходить к «последующей задаче».

Глава четырнадцатая

Фёст отбыл из Москвы на Урал вскоре после встречи с Мятлевым в полной уверенности, что отныне может рассчитывать на его поддержку. Ляхову не казалось очень сложным совместными усилиями Контрразведчика и его друзей убедить Президента просто посмотреть на результаты «натурного эксперимента», оставив судьбоносные решения на потом. Тем более есть такое понятие — «свершившийся факт» (в данном случае — прошедший сквозь тоннель поезд, хоть пассажирский, хоть товарный, но — оттуда), перед которым отступают любые теоретические построения, самые высокоумные и взвешенные.

Совсем недавно Вадим разрабатывал сложные схемы привлечения на свою сторону каждого президентского конфидента по отдельности, придумывал, каким именно образом (в случае успеха) организовать очередную «психическую атаку», способную вынудить главу государства начать, наконец, мыслить по-государственному. Идеи приходили в голову самые разные, иногда — на грани исполнимости, и он собирался посадить за их проработку обеих своих помощниц, с использованием недавно обретённых Шаров.

Сильвия утверждала, что при умелом обращении эти аггрианские устройства могут работать и в качестве инструмента стратегического планирования, способного переиграть любой Генштаб мира. Вот пусть девочки и потренируются, испытают себя в роли новых Шлиффенов и Брусиловых.

Из чистой деликатности Ляхов не стал спрашивать весьма уважаемую им даму, отчего тогда ни она сама, ни все её сотрудники не сумели справиться с несколькими земными парнями, ничем, кроме собственных мозгов и характеров, не вооружённых?

И вдруг все приготовления Вадима оказались излишними. Условный противник в лице генерала Мятлева сам предпочёл атаковать, внезапно, без артподготовки. И тут же, с ходу, угодил в без особой надежды, на всякий случай расставленную ловушку. Причём сам этому очень обрадовался. А окажись Контрразведчик строгим пуристом, или, хуже того — геем, как бы теперь развивались события?