Не бойся глубины

– Саша! – обрадовался Дмитрий Сергеевич. – Простите, Людочка. Я должен бежать.

Авдеева с сожалением смотрела ему вслед. Кажется, он хотел поговорить с ней. Не получилось… Она спокойно допила кофе и, уже собравшись уходить, заметила в спешке забытый мобильный телефон директора.

«Надо отнести…»

Она взяла мобильник и отправилась к кабинету Никитского. Дверь оказалась приоткрытой, оттуда доносились громкие мужские голоса. Один голос принадлежал директору, а второй…

– Это ты убил ее! – с нажимом произнес незнакомый голос. – Ты последний видел Аврору… А утром ее нашли мертвой!

Людмила Станиславовна была хорошо воспитана и знала, что подслушивать нельзя. Но ее любопытство взяло верх над правилами приличия. Стараясь ступать неслышно, она подошла ближе к двери в кабинет и спряталась за угол шкафа, где хранилась документация.

– Тише! Что ты так кричишь? – урезонивал незнакомца Никитский. – Ты с ума сошел.

– Это ты сумасшедший. Тебе мало дурить женщинам голову, теперь ты их убиваешь!

– Саша, что ты несешь?! Ты пьян. Пойдем, я отвезу тебя домой.

– Да нет, благодарю покорно! – завопил незнакомец. – Ты уже отвез Аврору! С тех пор ее никто не видел живой!

– Уверяю тебя, ты заблуждаешься, – оправдывался Никитский. – Когда я уходил, она была жива и здорова. С чего ты взял, будто я мог…

– Ты?! Ты мог! Такие, как ты, делают самые страшные вещи, оставаясь безнаказанными. Хочешь, скажу почему? Потому что ты уважаемый человек, руководитель. Кому может прийти в голову, что временами ты бываешь жестоким и безжалостным? Ты, Дима, величайший лицемер из всех, кого я видел…

– Саша, ты за что-то зол на меня, вот и все. Скажи об этом прямо.

– Мне нравилась Аврора. Наконец-то я нашел девушку, которую мог полюбить… И тут ты! Ведь тебе она была не нужна. Ты просто играл с ней, как кот с мышью… а потом убил! Не сомневаюсь, что у тебя уже есть новая жертва на примете. Может, скажешь кто? Облегчи душу, Дима! Я не имею права судить тебя. Но существует высший суд…

– Ты много выпил, Саша, – сказал Никитский. – Не стоит садиться за руль в таком состоянии. Я вызову тебе такси.

– Такси… Аврору ты тоже вез на такси. А теперь для нее закрылся занавес!

– Послушай, – не выдержал Никитский. – Может быть, ты сам ее убил? Приревновал, разозлился… и решил наказать неверную подругу. Что скажешь? Помнится, ты рассказывал, как в школе ударил девочку только за то, что она отказалась с тобой встречаться.

– Да ты чего?.. Когда это было? При чем тут Аврора? Я тогда ушел раньше всех…

– Отправился домой, – подхватил Никитский, – посидел там, чуть протрезвел или, наоборот, еще добавил и решил разобраться с Авророй. Поехал к ней домой и там… Как все было? Тебе лучше знать.

– Псих! – возмутился неизвестный. – Ты просто псих, Дима! Изощренный, хитрый и умный. Хочешь свалить все на меня?

– Я хочу, чтобы ты успокоился и благополучно добрался домой. Вызывать такси?

– Не надо. – Неизвестный тяжело поднялся с кресла, которое жалобно скрипнуло. – Я сам. Но не надейся, что ты отмазался! Морочь голову своей жене. Я тебя в покое не оставлю!

– Ладно, ладно… – примирительно сказал Никитский. – Придешь в себя, потом разберемся, что к чему.

Они вышли из кабинета так стремительно, что Авдеева еле успела прижаться к стене за шкафом. Возбужденные мужчины ее не заметили. Никитский вел своего пошатывающегося, нетрезвого собеседника под руку. Людмила вздохнула с облегчением, только когда они начали спускаться вниз по лестнице…

* * *

С Балтики дули холодные ветры, неся по бледному небу обрывки туч.

Юрий любил ненастные петербургские дни, когда так хорошо сидеть у раскаленной кафельной печи и читать захватывающую историю чужой жизни. Похоже, его собственная жизнь превращается в некое подобие триллера.

Он разбирал и перечитывал письма покойного дедушки Платона Салахова. Два послания, самые драгоценные, лежали в отделанной янтарем шкатулке, и оба были от «незабвенной Аграфены Семеновны». Юрий так их и принес, не вынимая из янтарного ящичка.

Письма оказались обыкновенными посланиями, написанными молодой женщиной своему будущему супругу, – сдержанные, полные нежности и милой простоты. Казалось, они все еще источают тончайший аромат духов. Ничего, что могло бы натолкнуть на разгадку происходящего, Юрий в них не нашел.

Перебирая остальную корреспонденцию, письмо за письмом, он все глубже погружался в мир Платона Ивановича. Дед жил памятью о своей любви и страстью к деловым операциям. Сын Арсений был дорог ему как ребенок от любимой женщины, и, кажется, все в жизни старшего Салахова по ценности соизмерялось с чувством к рано ушедшей от него жене.

«Может, он и во мне души не чаял потому, что я был ее внуком?» – с грустью подумал Юрий.

Он расстроился. Каждому хочется, чтобы его любили не за то, что он чей-то сын или внук, а за то, что он – это он. Как дед любил свою жену, как сам Юрий любит Анну!..

Ему вдруг нестерпимо захотелось позвонить Анне, признаться, что он думает о ней… где бы ни был, что бы ни делал. Что она занимает все его мысли, всю его жизнь…