Не бойся. Я рядом (СИ)

— Каждый гребанный раз я занимался тем, что искал ей замену. Копию. Но-о-о… — развел он руки. — Таких больше нет. В этом я убедился.

Мне нечего было на это ответить.

— А потом я встретил тебя, — прищурившись, Франк оценивающе прошелся по моему полуобнаженному телу своим взглядом.

Такого омерзения я давно не ощущала.

— Несмотря на то, что к тому моменту был расстроен еще одним неудачным романом, я так или иначе жил прошлым. О котором даже самому себе запрещал думать.

— Не обижай меня, пожалуйста.

— Когда мы с тобой начали сближаться, я все равно… был несвободен.

Слушая его откровения, понимала одно: какой же я все это время была дурой! Ведь даже не подразумевала, насколько у него сильные чувства к Наталье. М-м-м… а он говорил, что я для него стала важнее, эта откровенная ложь, которую он когда-то сказал, заставила меня покрыться холодным потом. А вчера? Что тогда было вчера??? Да он мне сказал, что любит буквально пятнадцать минут назад!

От навалившейся на меня правды, я позволила себе дать волю чувствам. И несмотря на то, что он явно не был готов к такому, ударила его по щеке ладонью.

Усмехнувшись, Романов провел пальцами по покрасневшей коже.

— И даже когда мы сблизились, я…

Мне снова пришлось ударить его.

Молча приняв это, Дима продолжил:

— Я даже не просто так привез тебя впервые к друзьям. Хотелось сравнить…

Бах! Я собрала все силы, чтобы сделать ему больно.

— В Новогодние праздники…

Вспомнив о том, как была счастлива в эти дни, мне захотелось убить его. Замахнувшись, я испытала дичайшую боль. Романов резко схватил и очень-очень сильно сжал мою кисть.

— Отпусти…

Вместо этого он принялся выкручивать ее мне.

— Больно, Дима, больно, — наши лица с ним соприкасались.

Мы все еще были полностью обнажены, но-о-о это было очень странно. Больше всего не свете мне хотелось встать и уйти. И больше никогда не видеть его.

— Угомонись.

Осознав, что я не могу выдернуть руку без очередного приступа боли, я, шумно вздохнув, подчинилась.

Мы вновь некоторое время сидели в полной тишине.

— Выходные закончились, — произнес он мне, смотря прямо в глаза. — И тогда я повез тебя домой.

— Какой в этом смысл? Зачем все это вспоминать?

— А ты вспомни, — для меня оставалось загадкой, почему Франк злиться. — Я же помню, как ты плакала.

У меня кольнуло в груди.

На этом Романов ударил меня лбом в лоб.

— М-м-м, — прижав к голове ладонь, поморщилась.

— Я сказал тебе, что люблю.

Покачав головой, приподняв брови, поинтересовалась:

— Сейчас ты скажешь, что это было ложью?

— Ха-ха-ха! — внезапно рассмеялся он, отпустив мою руку.

Заведя обе свои себе за голову, он глубоко вдохнул, а потом резко выдохнул.

— С самого начала, когда ты все пыталась из меня что-то выжать, я говорил, что не стану врать. И вообще, скажу что-то только тогда, когда буду в этом твердо уверен.

— Знаешь, исходя из того, что я сейчас услышала…

— Закрой рот.

Велев мне замолчать, Дима принялся внимательно изучать меня. Да неужели? Его глаза заметно переменились. Они стали теплее.

— Когда сказал тебе, что люблю, я испытал радость. И никакого дискомфорта.

— Рада, что тебе было удобно, — фыркнула ему на это.

— Да-а-а… ты даже не поверишь на сколько! — перехватил он меня за спину, постаравшись прижаться как можно ближе. — А знаешь почему?

— Ты прикалываешься? — вместо того чтобы слушать его рассуждения, я пыталась вырваться.

— Потому что я вдруг внезапно понял, что… что не чувствую того, что кололо меня изнутри с того самого дня как я встретил ее.

— Романов, — впилась когтями ему в грудь. — Отпусти меня.

— Дослушай!

— Поверь, я услышала достаточно! Не знаю, зачем ты решил мне… все это высказать, но любая другая на моем месте уже давным-давно ушла бы…

— Да, но не ты…

Мы молча переглянулись.

— Тебе всегда хочется мне помочь. В том числе из-за этого я в тебя и влюбился. А еще… по другим миллионам причин.

— Ну-ну! — Заалев я постаралась отвернуться от этого больного.

— Ты же это понимаешь? — перехватил меня Дима за подбородок.

— Что? Что понимаю? — естественно ничего не понимала я.

— Я же тебе с самого начала сказал! — нахмурился он.

Захотелось вновь врезать ему!

— Я сказал, что никогда в жизни не говорил об этом с кем-то. И даже сам с собой старался это не обсуждать. Это такая гниль. Моя больная любовь была настолько запретной темой, что-о-о… что была заколочена и закрыта за десятками дверей у меня в мозгу. А теперь… сейчас, — выдохнул он. — Я говорю об этом. Впервые. С тобой.

Как мне надо было реагировать на это?

— Я сейчас впервые произнес вслух то, что меня гнобило годами. Что доставляло боль.

Чего он от меня хочет?

— И эти слезы, что сейчас были, они не были фактом чувств, — пояснял мне Дима, то, что, судя по всему, казалось ему очевидным.

Только сейчас я поняла, к чему он ведет.

— Тебе стало легче?

У меня все внутри завыло от боли. От того что он в свойственной манере умудрился перед тем как сказать мне что-то важное, довести до истерики и фактически уничтожить.

Дима соглашающе закивал: