— Нет, щенок. И любопытно тебе, и страшно. Приласкают или пнут? И не понимаешь, что только любовь открывает все двери.
Таня вздохнула и отвернулась.
— И вы туда же.
Одним движением руки Кирилл Петрович смахнул фигуры с шахматной доски на стол.
— Ты сходи на собачий рынок, — сказал он и перевернул шахматную доску полем вниз.
— Птичий, — поправила Таня.
— Не, туда, где собак продают, — не согласился Кирилл Петрович и начал собирать шахматные фигуры внутрь. — Щенка, который в ладошки тычется, всякие сентиментальные дурочки берут, тем, кому любовь нужна. — Кирилл Петрович накинул крючок на еле заметный гвоздик, отодвинул шахматы в сторону и продолжил: — А тем, кто скулит да рычит, достаются в хозяева всякие придурки, которые издеваются да на цепь сажают.
— На цепь не хочу, — сказала Таня. Она поднесла руку к горлу, будто хотела проверить, нет ли ошейника.
— Вот и делай вывод, — сказал Кирилл Петрович и встал. — Вон твой идет, так что…
— Мордой нужно тыкаться…
— Какой мордой? — переспросил Максим, положив руку Тане на плечо.
— Да так… Мы тут о собаках говорили, — ответил Кирилл Петрович. — Ну что? Какой вам вердикт вынесли?
— Жить буду. В отличие от того парня, что…
— Жить — это хорошо, — перебил его Кирилл Петрович и взял в руки шахматную доску, внутри которой брякнули фигуры. — Значит, выписали?
— Хотели еще оставить, да невмоготу мне. Друг в свой коттедж приглашает.
Он похлопал Таню по плечу:
— Тань, поедем?
— Поезжайте, поезжайте, — закивал Кирилл Петрович, будто это он приглашал. — Погода вон какая замечательная.
Таня посмотрела в окно. Действительно, не погода — мечта.
— Когда? — спросила Таня, оглядываясь на Максима.
— А прямо сейчас. Домой только за вещами заедем. Виталька мне ключи передал.
— А сам он где?
— Работы много. Уехал.
— Серьезный у вас товарищ, — заметил Кирилл Петрович и со вздохом добавил: — Только с кем мне нынче играть?
Не успел он договорить, как на него вихрем налетело нечто большое, пестрое, все в воланах и кружевах.
— Папанька!
— Ляленька моя милая…
Кирилл Петрович сразу обмяк, превратившись из толстячка-бодрячка в усталого, обрюзгшего старика. Он по-прежнему одной рукой поддерживал под мышкой доску, а другой обнимал полную женщину.
— Ну зачем ты здесь?.. Зачем? — всхлипнула она, прижавшись лицом к его груди.
— Так получилось, детонька, так получилось.
«Детонька» посмотрела на него. Глаза ее были влажными.
— Домой поедем? — еле слышно спросила она.
— Поедем, доченька, поедем. А то плохо мне тут, ой как плохо.
— Ты иди в палату, собирайся, — сказала она, отстранясь. Ее лицо вмиг стало серьезным. — Я сейчас все с врачом утрясу. Уколы-капельницы, знаешь, если надо — сама сделаю.
— Знаю, знаю… — затряс головой Кирилл Петрович. — Только я не могу в палату… лучше я тут посижу.
Дочь Кирилла Петровича скрылась за дверью с надписью «Ординаторская».
— Все хорошо, что хорошо кончается, — произнес он, грузно опускаясь на стул. — Дочура приехала, а я уж думал — помру, не дождусь.
— Ну вот и дождались, — сказала Таня и, нагнувшись, поцеловала его в макушку. — Значит, жизнь продолжается?
— Верно, — усмехнулся он. — «Зе енд» откладывается.
— Вы это о чем? — вмешался Максим.
— Наши девичьи секреты, — ответил Кирилл Петрович и, подмигнув Тане, хрипло пропел: — «Десять девок бросил я, девять бросили меня».
— Скоро? — спросила Таня, когда машина, чуть замедлив ход, взобралась на пригорок.
— Пять минут, — ответил Максим, не отрывая взгляда от дороги. — Вон шлагбаум, это въезд.
Таня посмотрела вперед. За бетонным забором виднелись покатые крыши.
— Здесь в перестройку землю на дачный кооператив выделили, да охотников не нашлось. Виталька под шумок все к рукам прибрал, на завод приписал. Себе дом построил, пару-тройку участков отдал нужным людям.
— У тебя тоже есть?
— Есть. Только я не строился. Может, когда-нибудь…
Полосатая штанга шлагбаума поднялась, открывая въезд, и Максим повел машину по бетонированной дороге мимо роскошных коттеджей.
— Пара-тройка… — растерянно повторила Таня. — Да здесь же целый город.
— От центра — меньше часа. Только в прошлом году — пять новых домов построили.
«Волга» остановилась у кирпичной ограды с большими железными воротами. Не успел Максим достать телефон, как створки ворот поползли в стороны.
— Вылезай, — сказал он, останавливая машину у небольшого двухэтажного кирпичного строения. Максим высунулся из окна и крикнул: — Привет, Степаныч!
Таня вышла из машины. К ним приблизился мужчина с густыми седыми волосами и такой же бородой.
— Приветствую, Максим Юрьевич, — сказал он. — Как здоровьице?
— В норме, — ответил Максим, выходя из машины. — Поставишь?
— Не вопрос.
Степаныч искоса глянул на стоящую около машины Таню, но промолчал.
— Вот мы и на месте, — сказал Максим. — Хорошо-то как!
Таня огляделась: молодые деревья и кустарники радовали свежестью листвы, вымощенные серым камнем дорожки казались только что вымытыми. Недалеко от забора, справа, виднелась беседка, украшенная деревянными кружевами, впереди, метрах в пяти от входа, стоял желтый двухэтажный коттедж под зеленой черепичной крышей.