Не бойся, тебе понравится! (СИ)

— Помогите Предки, Шахаб действительно поселил пленницу в свою комнату! — вздохнула шайтара и опустилась на край постели, явно совсем не боясь сидящей на цепи эльфийки. — Скажи, что с ним было? — слегка насупив тёмные, иссиня-чёрные брови, спросила гостья.

Красивая девушка. Длинные густые волосы, кожа — тёмное серебро, густо-фиолетового цвета глаза, гармоничные черты… Глядя на неё и не обращая внимания на слишком округлую фигуру, можно было даже поверить, что они с эльфами дальние родичи. Чушь конечно, уж кому, как не специалисту по расовой магии, это понимать, но какие-нибудь недалёкие и безграмотные обыватели вполне могли обмануться. И обманывались. Пропагандой в Новом Абалоне занимались неплохие специалисты, знающие, какие байки и для кого выдумывают.

— Если ты спрашиваешь о том, что с ним делала я, то — ничего противоестественного, — усмехнулась Халлела. — А как его заставили замолчать — понятия не имею. Мы вообще думали, что он немой.

Что некоторые полагали его ещё и сумасшедшим, добавлять не стала.

— Он ужасно изменился, — вновь вздохнула шайтара и опомнилась: — Да, прости, мы же не представились! Я Шарифа, сестра Шахаба. А это…

— Ярая, друг семьи, — улыбнулась орчанка и заняла один из стульев. — Зачем он тебя сюда притащил?

— Это у него спрашивать надо. Привык, наверное, — легкомысленно предположила Повилика. — Для жестокой мести за унижения он уделяет мне прискорбно мало внимания. Никаких тебе пыток и издевательств, даже обидно.

Гостьи быстро переглянулись.

— А есть за что мстить?

— Ну-у, я даже не знаю… — протянула эльфийка, потёрла кончиком пальца уголок губ. Тревогу и напряжение женщин сложно было не заметить, и это забавляло. — Он же не говорил, насколько ему обидно! Он вообще ничего не говорил. Но уверяю, я была с ним нежна и ласкова, — безмятежно улыбнулась она.

— Эта энергетическая связь. Она как-то ощущается? — спросила Шарифа. — Доставляет неудобства?

— Мне — нет, а у брата лучше спроси сама. Говорю же, он возмутительным образом меня игнорирует.

Ещё некоторое время пришелицы порасспрашивали про эксперимент и его последствия, и тут Халлела без зазрения совести врала с самыми честными глазами. Быть пойманной на лжи она не боялась, говорила всё то, что сумел выяснить Мутабар, ну а собственные изыскания и маленькие лазейки никоим образом не касались странных гостий. Она еще не выжила из ума, чтобы разбрасываться немногочисленными козырями.

— Я не могу не спросить, — заговорила Ярая, когда они уже собрались уходить. — Тебе нужна встреча с эльфийским консулом?

Шарифа быстрым удивлённым взглядом выдала, что об этом они не договаривались, но за пару секунд справилась с собой и вновь приобрела невозмутимый вид.

— А что, у тебя есть? — неподдельно удивилась Халлела.

— Оставила в другой сумочке, но если хочешь, — выразительно пожала плечами орчанка.

Пленница в ответ искренне рассмеялась и махнула рукой:

— Оставь себе, мне без надобности.

Визит этот развлёк, и Халлела окончательно решила, что в плену у шайтаров ей нравится гораздо больше, чем у эльфов на свободе. Интересно, как они отреагируют, если попросить политического убежища и лабораторию?

Глава третья, судьбоносная

Полоскание помогало. Шахаб уже мог нормально поддерживать разговор — пусть односложно, но без боли в горле через несколько фраз.

Помогали родные места. Послевоенная Агифа, потрёпанная и кое-где побитая, потихоньку затягивала раны, и хотя о нормальном ремонте дорог и полном приведении столицы в порядок говорить пока еще не стоило, но Шахаб и не знал её другой. Получалось, что все памятные места почти не изменились. Не стало небольшого дворика, в котором он впервые поцеловался с девушкой: там стояло орудие, которое взорвали, и от дворика мало что осталось. Развесистый старый инжир возле дома, на который он лазил ещё мальчишкой, наполовину засох, но выглядел ещё крепким. А несколько гранатов в соседнем дворе и вовсе отчаянно зеленели назло всему миру.

Обычно фруктовые деревья в городе не сажали, а если вдруг такое приживалось — плоды не употребляли в пищу, считали грязными. Но порой деревья вырастали сами, а хозяева земли спокойно относились к такому соседству. Детям же и вовсе нет никакого дела до взрослых суеверий: что значит нельзя, когда медовые фиги — вот они, мягкие, ароматные, как удержаться?! А гранаты вообще сажал пожилой гном-ювелир, не понимавший этой традиции, и гнал из них отличное домашнее вино. Посмеивался ещё, что от вина не отказывался никто, даже зная, где именно выросли деревья.

Каждый день, выходя утром из дома, Шахаб бродил по знакомым улицам, иногда терялся, но быстро опять находил дорогу. Воскрешал в памяти места, казалось стёртые тремя годами плена, и с облегчением понимал, что — нет, вот оно. Земля, город, шайтары, камни под ногами и высокое горное небо. И он тоже не бессловесная тень, забытая миром в безмолвном одиночестве, не безымянный лабораторный образец и не цепной пёс.