Не бойся тёмного сна

та истина, что смерти нет, для меня вроде бы и не истина,

ведь я не могу разделить ее с тем, с кем единственно я

соотносим.

Старший восстановитель слушал, грустно покачивая

головой.

– И все же человек, личность – это чудо необъяснимое,

– проговорил он, будто сам для себя. – Ты ведь, можно

сказать, был просеян нами на атомарном сите. Ради

любопытства мы даже прогнозировали твое поведение,

мысли, чувства и все выходило, как нам казалось,

достоверно. А ты вдруг зажил совершенно

непредсказуемо…

– Ну, что я поделаю с собой, – пожав плечами, сказал

Нефедов.

Юрий Евдокимович, растрогавшись его неуместной

виноватостью, ободряюще хлопнул по плечу и поднялся.

– Ну, все! На сегодня хватит, – подвел он итог. –

Пообедаем и отдыхать. Я тебя понимаю. Это синдром

адаптации. После откачки возраста нечто похожее бывает и

с нами. А у тебя это, конечно, потяжелее.

Вернувшись домой, Василий Семенович весь остаток

дня провел в кабинете, листая собственные книги,

просматривая неоконченную рукопись романа. Конечно,

новый мир был прекрасен, и Нефедову хотелось понять

отразилась ли искра его прошлой мизерной жизни на что-

нибудь в этом мире. Любопытно было беспристрастно

взглянуть теперь на свою давно отшумевшую жизнь.

Когда на город опустились теплые, уютные сумерки, он

устроился у телевизора и стал смотреть программу

очередного дня своего времени, как бы продолжая жить

там. По программе начинался какой-то многосерийный

фильм и Василий Семенович, игнорировавший обычно

83

длинные фильмы, теперь обрадовался ему, как некому

стержню своего времени в несколько дней. Читая титры,

он с особым удовольствием обнаруживал имена знакомых

актеров. Он уже увлекся действием, полностью уйдя в свое

время, как вдруг зазвонил телефон. Нефедов заполошно,

ничего не соображая, бросился в кабинет, схватил трубку и

потом, слушая то, что ему говорили, еще целую минуту не

мог сообразить, из какого времени ему говорят.

– Добрый вечер, Василий Семенович, – звучал там

приятный женский голос. – Простите за беспокойство. Я

узнала, как с вами связаться, и уже не удержалась, чтобы не

позвонить. Не сердитесь, что я так сбивчиво тараторю. Я

очень волнуюсь. Вы можете со мной поговорить?

Нефедов с трудом догадался, что это Мида.

– Могу, – ответил он, как-то не очень все это понимая, –

но о чем?

– Да о чем угодно… Знали б вы, как я ждала вашего

воскрешения. Уверяю вас, никто на планете не ждал этого

так, как я. Я вас изучила – вы такой замечательный. И

чтобы вы не терялись в догадках, почему я вам звоню, я

должна сразу же сказать главное… Впрочем, многое я уже

сказала… вот. . Вы еще не заметили, что я призналась вам в

любви?

– Кажется, заметил, – растерянно промямлил Нефедов, –

но как же вас угораздило?

– Не знаю. Видимо, это происходит само собой. Я так

много думала о вас, о том, как вы будете здесь жить, о том,

как вам станет одиноко. Да, я знаю, что у вас есть семья.

Но ведь вам ждать ее сотни лет. По вашим меркам это

несколько отдельных жизней. Я просто не знала, как вам

помочь. Я поняла лишь одно: здесь вас кто-то должен

поддержать. Поддержать заботой, лаской, любовью…

– Хорошая ты моя, – растроганно сказал Нефедов, –

спасибо тебе за добрые слова. Но ты мне ничем не

84

поможешь. Моим другом, близким другом быть

невозможно. Ведь я из такого далека…

– Ну и что? Ваш век был замечательным, хотя в нем

было много жестокости. Но я бы с удовольствием

согласилась в нем пожить.

– Пожить ради развлечения, – заметил Нефедов, –

пожить, зная, что в любом случае все окончится

бессмертием… А в наше время умирали навсегда. Всерьез

навсегда, понимаете!? Знаете как мне жалко сейчас людей

моего времени, которые были такими беспомощными

перед временем, которые трепетали от сознания

неминуемого конца. Вообразите-ка себе такое реально, да

почувствуйте судорогу, сжимающую сердце.

– И все равно я бы согласилась. Согласилась знать, что

конец абсолютен.

– Стопроцентного знания уже не получилось бы, –

ответил Нефедов. – Вы просто очень романтическая

девушка.

– Можете надо мной смеяться, – взволнованно

продолжала Мида, – но я думаю, что вы суждены мне всем

существованием человечества!

– Господи, – сказал Нефедов, чтобы хоть как-то

охладить ее, – Такая высокопарность в ваше такое

техническое время …

– Здесь нет ничего высокопарного! Просто вы еще не

знаете, что самая большая боль и проблема нашего

общества – это одиночество. Помните ли вы ту древнюю

легенду о том, что когда-то мужчина и женщина были

единым целым, но потом рассерженный Господь разделил

их на половинки и разбросал по свету, чтобы они вечно

искали друг друга? Сейчас нас уже десятки, если не сотни

миллиардов, у нас действуют такие информационные

системы, которые подскажут только что родившемуся

человеку кто его половинка и где она находится: среди уже

живущих, среди тех, кого еще предстоит восстановить или

85

среди тех, кто еще не родился. Но, увы, пока что таких

совпадений ничтожно мало. Совпадения будут массовыми

лишь в полном человечестве. Но на примере этих

немногих совпадений мы уже знаем, что когда эти

«половинки» встречаются, то происходит нечто

необычное: они и впрямь становятся единым целым.