Не бойся тёмного сна

и далее, нет ничего удивительного. Свою первую, как

сказали бы в прежние времена, естественную жизнь, я

прожил до восьмидесяти лет и тоже помню ее. А потом

мне откачали биологический возраст до двадцати пяти. И

так бывало уже несколько раз. Увы, увы, время как текло,

так и течет. И другого способа справиться с ним, как

каждые сорок-пятьдесят лет отгребать вверх по течению,

нет. Есть у нас, правда, человек, живущий пока что

естественной жизнью. Это – Сай Ши, китаец. Сейчас ему

что-то около двухсот лет и все его именуют не иначе как

Великим Старцем. У Сай Ши своя философия. Он

утверждает, что бесконечная жизнь – это нарушение

естественных законов. Ну, ясно, что в такие-то годы он уже

дряхлая развалина. Не знаю, что с ним будет: может быть,

и умрет. Правда, говорят, недавно он, якобы, произнес

такую фразу: «Кажется, жизнь меня побеждает». Мы

понимаем это как постепенный отказ и от своих взглядов,

и от смерти. Но, кстати, дом стариков у нас есть …

– Может быть, дом престарелых? – поправил Василий

Семенович.

– Да, у вас это называлось так, но то, что существует

теперь – это нечто иное, потому и называется это место

более откровенно. Помните, у вас были своеобразные

кабинеты психологической разгрузки? Так вот этот дом у

нас выполняет примерно такую же роль. То есть, на самом-

то деле, там живут, конечно же, молодые люди, играющие

роль стариков. Кому-то из них хочется просто испытать

старость, кому-то хочется некоторое время побыть в

состоянии старости. Странно, но в нас почему-то осталась

такая потребность.

25

– Но что же мешает им состариться естественно?

– Но ведь этого нельзя сделать сразу, как захочется.

Хотя, скажем так, пожилые люди у нас есть и кроме Сай

Ши. Ну, это, знаешь, как бывает. Вот вроде бы тебе пора

уже и восстановительный курс пройти, да все как-то

некогда, все дела какие-то. Вот и тянешь до последнего…

– Вроде, как у нас, когда нужно сходить к зубному врачу,

– добавил Нефедов, – выпал зуб, нужно идти вставлять, а

он не болит, вот и ходишь беззубым…

– Может быть, и так, – согласился восстановитель, хотя,

кажется, сравнение с зубами его удивило. Вероятно, и с

зубами у них было как-то иначе.

– Ну, хорошо, – сказал Нефедов, – а что будет со мной

дальше?

– Ты будешь жить, как и все. И ожидать общего

воскрешения. Думаю, что ты будешь ждать его больше

всех.

– А когда оно начнется?

– Уже через пятьсот-шестьсот лет.

– Уже?! Да вы что!

– Но это очень грандиозное событие… У нас еще нет

полной информации о сотнях миллионов человек. Ты сам

когда-то писал, что «для восстановления надо знать о

прошлом все, вплоть до дрожания паутинки на ветру, до

лепета каждого листка на каждом дереве доисторического

леса». Мы часто вспоминаем эти слова, принимая их,

правда, с оговоркой. Лепет каждого листка нам не нужен,

но что касается человека, то тут: да и да! Тут необходима

даже куда большая точность.

Завтрак был окончен. Когда это стало всем очевидно,

столик сам собой вместе с использованной посудой

скрылся в нише.

– Страшно представить, что теперь я буду жить так

долго, – сказал Нефедов.

26

– Страшно?! …Хотя, это понятно. Тебе надо принять

жизнь иначе: в образе чего-то открытого, безграничного.

Принять нормой то, что у нас все неизвестно, все

распахнуто… Если б ты знал, как много мы не знаем… Кто

знает, например, какую форму приобретет наша жизнь в

будущем? Сколько фантазий существует на этот счет! С

другой стороны, современная цивилизация мудрей: она не

забивает человека массой информации, особенно, в каком-

нибудь извращенном виде, вроде рекламы, считавшейся

когда-то чуть ли не искусством. В нашем веке установки

иные. У нас каждый идет от себя и берет из накопления

цивилизации лишь то, что ему нужно. Очень скоро ты

тоже обживешься у нас, вживешься в наше мировоззрение.

Тебе, кстати, очень нравится эта пижама? От нее же

лекарством за версту несет.

– А сейчас есть лекарства?

– Таких вот «ароматных» нет.

– А почему моя пижама так воняет?

– Потому что такой она когда-то была. Вот оно

«дрожание паутинки». Нет более или менее точного

воспроизведения, есть лишь точное. Иначе ничего не

выйдет. Но теперь тебе нужен костюм. Хочешь взглянуть,

что у нас носят?

– Наверное, мне будет комфортнее в костюме своего

времени, – сказал Нефедов и поспешил оправдаться. –

Странно все это… Когда-то в юности у меня была зависть к

людям будущего, которые будут пользоваться благами

невиданной цивилизации, а теперь цепляюсь за свое.

Старший восстановитель попросил его подняться и

прямо, как бы сквозь свое отражение пройти в нишу.

Ниша засветилась ровным сиреневым светом, потом

свет слегка качнулся и погас.

– Все – мерка снята, – сказал Юрий Евдокимович,

направляясь к дивану.

27

Нефедов последовал за ним, оглядываясь и ничего не

понимая.

– Уточните покрой костюма, – раздался приятный

женский голос со стороны ниши, и Нефедов догадался, что

это голос робота, в котором, и впрямь, был какой-то

странноватый, дополнительный тембр, вроде вплетенной

медной нитки.

– Ах, да! – спохватился Юрий Евдокимович. – Костюм-

тройка тебе нравится? Согласен?

– Еще бы!

– А цвет? Серый, темно-синий?

Нефедов, растерявшись, не сразу вспомнил, что ему