— «Сегодня ночью во Фрюделанде угнали автомобиль — совершенно новый „рено меган“ белого цвета». Похож по описанию на ту машину, в которой уехал грабитель. Возможно, позже он пересел в другую. И может статься, отпустил Эркки. Будем надеяться.
Ленсман и Скарре промолчали. Грабители бывают разными, и чаще всего они не наносят увечий, но кто знает…
— А мы вообще сможем допросить Йорму?
Гурвин пожал плечами:
— Думаю да, в присутствии врача. Но вряд ли Эркки нам ответит. Во всяком случае, может ответить так, что мы ничего не поймем. И даже если он убийца, то его едва ли осудят.
— Да, это точно.
Сейер с силой зажмурился, а потом открыл глаза.
— Его лечили принудительно?
— Да.
— Значит, он считается опасным?
— Этого я не знаю. Возможно, он в первую очередь представляет опасность для себя самого.
— Он пытался покончить с собой?
— Понятия не имею. Лучше уточните у врача. Эркки несколько месяцев пробыл в клинике, поэтому там наверняка что-нибудь выяснили. Хотя я сомневаюсь, что в его случае можно что-нибудь выяснить. Мне вообще кажется, что это у него хроническое. Эркки с детства не такой, как все.
— А его родители живы?
— У него только отец и сестра. Они живут в Штатах.
— А собственное жилье у него есть?
— Государственная квартира. Мы ее уже проверили, и я попросил одного из соседей связаться с нами, если Эркки там появится, но он пока туда не возвращался.
— Он финн?
— По отцу. Эркки родился и вырос в Валтимо, а когда ему было четыре, они перебрались в Норвегию.
— Он употреблял наркотики?
— Насколько мне известно, нет.
— А физически хорошо развит?
— Нет. Силы у него берутся из другого места. — Гурвин постучал пальцем по лбу.
Скарре не отрываясь смотрел на экран, он пытался разглядеть глаза под темными волосами, но тщетно.
— Мне кажется, я начинаю понимать, — проговорил он. — Эркки ведет себя именно так, как и ожидают от человека, на которого вдруг напали и взяли в заложники. Он не оказывает сопротивления. Ничего не говорит. Как по-вашему, о чем он думает? — спросил Скарре ленсмана, показывая на монитор.
— Он прислушивается.
— К внутренним голосам?
— Похоже на то. Я и сам много раз наблюдал, как он идет и кивает головой, будто с кем-то про себя разговаривает.
— А он вообще умеет говорить?
— Он очень неразговорчивый. И если говорит, то что-нибудь напыщенное… Понять его невозможно. И этот храбрец в маске тоже вряд ли поймет его, если Эркки вообще будет с ним говорить.
— Эркки хорошо знает окрестности?
— Да, очень хорошо. Он часто бродит по дорогам. Иногда он ловит попутку, но редко кто отваживается подвезти его. Еще он любит ездить на автобусе или поезде. Просто ездит туда-сюда. Ему нравится двигаться, а спит Эркки где придется. На лавочке в парке. В лесу. На автобусных остановках.
— У него вообще нет друзей?
— Ему никто не нужен.
— Откуда вам знать? Это он сам сказал? — резко спросил Сейер.
— Сам Эркки ничего не говорит. От Эркки лучше держаться подальше, — коротко ответил ленсман.
Сейер задумался. Солнечные лучи серебрили его короткие седые волосы, и Гурвину он напоминал древнегреческих аскетов, не хватало лишь лаврового венка на голове. Машинально почесывая локоть, Сейер долго рассеянно молчал.
— Я думал, что в Вардене дом престарелых, — наконец сказал он.
— Раньше так и было, — ответил Гурвин, — а сейчас там психиатрическая лечебница, где лечатся сорок пациентов. В лечебнице четыре отделения, из которых одно — со строгим наблюдением. Или, как они сами говорят, закрытое. Пациенты называют его «Крышкой». Я как-то раз побывал там — привозил одного паренька из детского дома.
— Я отыщу лечащего врача Эркки и поговорю с ним. Неужели так сложно выяснить, опасен он или нет?
— Про него ходит чересчур много слухов, — ленсман внимательно посмотрел на Сейера, — и Эркки сам считает себя виноватым во всем. Насколько мне известно, никаких преступлений за ним не числилось, ну разве что проехался пару раз в поезде «зайцем» и утащил кое-что тайком из магазина. Хотя теперь не знаю, что и думать…
— А что он стащил из магазина?
— Шоколадку.
— С родными он не общается?
— Эркки не желает их видеть, впрочем, они ему ничем помочь не смогут. Его отец давно признал, что сын безнадежен. И винить его не за что. Эркки — действительно человек пропащий.
— Хорошо, что его врач тебя сейчас не слышит, — тихо сказал Сейер.
— Может, и так. Но Эркки всегда был болен — во всяком случае, последние шестнадцать лет, с тех пор как его мать умерла. А это о многом говорит.
Поднявшись, Сейер придвинул стул к столу.
— Надо бы кофе выпить. Заодно расскажешь мне обо всем, что тебе известно.