Читаем Не бойтесь кобры полностью

Почему-то вспомнились родные места — Ферганская долина, Шахимардан. Он гордился тем, что был земляком неугомонного исследователя и певца жизни Хамзы[17]. А что он сам представляет из себя? — пришла в голову тоскливая мысль. Много ли в жизни сделал, много ли узнал? Душа, строгий судья, ответила: «Нет, ты в жизни не очень-то напрягался. Жил на сладких хлебах у маменьки под крылышком и довольствовался тем, что проходил день, а его сменяла ночь. Не копал глубоко колодец знаний, а пил ту воду из него, которую тебе подавали. А Хамза? Он, порой умиравший от жажды, даже не смотрел в затхлый колодец, а, выбиваясь из последних сил, рыл новый и до такой глубины, пока не появлялась чистая глубинная вода».

«Ох, как хочется пить, пить, пить», — шептали воспаленные губы Халила. Вода рядом, но нет сил добраться до нее. Из груди Халила вырывается стон, но это тело стонет, а душа молчит, она борется. Она в смятении, но ищет выход из небывало трудного положения.

А есть ли она, душа? Были ли души у этих людей, что сидят напротив? Если были, куда они переселились? Может быть, в него, а может, в этих голубей, что воркуют над головой? Несомненно, душа бойца, душа честного человека переселяется только в смелых и продолжает бороться, пока они живы.

…Отец, ему тоже выпала нелегкая судьба. Война легла на его плечи, затем восстановительный период, работа с утра до ночи.

…А что ему, Халилу, досталось? Школа, институт… Все размечено, разлиновано, как в тетрадочке. А может, это и есть самое трудное? Как сейчас важно содержать в чистоте и исправности все то, что завоевано и построено, и чтобы вода в колодце постоянно была чистой и чтобы доступ к нему был свободный.

«Пить, пить, пить», — шептали воспаленные губы.

Постепенно веки Халила сомкнулись, он впал в беспамятную дрему.

…Очнулся он от громкого воркования птиц. Он открыл глаза и некоторое время вслушивался в голубиные голоса. Но не эти голоса хотелось ему услышать! Он медленно повернул голову и принялся разглядывать красноармейцев. Потом напрягся, осторожно пополз к лужице в камнях. Напился. И снова выбрался на сухое место. Облокотился на здоровую руку и долго смотрел на светлое пятно — выход из пещеры. Видимо, близился закат солнца, и голуби большими группами садились на выступ скалы, край которой был хорошо виден.

Каптари[18] ворковали, чистили друг другу перья, иной раз самцы сходились в схватке из-за какой-нибудь голубки, затем мирились. Наблюдение за голубями не только успокаивало, но и придавало сил измученной душе.

Халил решил добраться до входа. Добраться, чего бы это ему ни стоило. И он начал подъем к быстро темнеющему пятну… Вот он уперся грудью в очередную преграду и принялся медленно, буквально по миллиметрам, подтягивать все тело. Он взмок, стонал, временами терял сознание, но не прекращал борьбы. К тому времени, когда стемнело, он не прополз и половины пути. Окончательно обессилев, затих на влажных и острых камнях, будто вставших дыбом.

Неожиданно услышал громкое стрекотание сверчка.

«Откуда ты взялся, дорогой мой?»

Сверчок напомнил Халилу о доме, о радостях человеческой жизни. «Как хочется жить! Жить, жить…»

Эта ночь была для него пыткой. Ныли раны, хотелось пить… Но вернуться к воде — значит, капитулировать, значит, никогда не выбраться из каменного мешка. Нет, нет, только вперед, на воздух, на воздух, к свету!

Он провалился в сон. И, странное дело, увидел в проеме пещеры человеческую тень.

— Кто ты? — закричал Халил.

— Я твоя совесть, — спокойно ответила тень.

— Но совесть моя чиста!

— Я это знаю.

— Кто же ты, скажи?

— Я твое прошлое, которым ты недоволен.

Конечно, недоволен. Существовал по инерции. Не выкладывал всех своих сил для познания жизни.

— Это потому, что у тебя слабая воля.

— А как ее сделать сильной?

— Волю закаляет только жизнь.

— Ясно. Но скажи, кто ты?

— Я твое будущее.

— Но будущее зависит только от меня, — твердым голосом ответил юноша.

— Да, это так. Но только нужно учесть ошибки прошлого, требовательнее относиться к настоящему, уметь видеть не только хороших людей, но и плохих. И не прощать таких.

— И все-таки, кто ты?

— Я — суть этих солдат, что здесь в пещере рядом с тобой.

— Чего же ты от меня хочешь?

— А это я тебе скажу завтра, — тень начала таять.

— Не уходи! — воскликнул Халил. — Скажи сейчас!

— Не могу, уже светает…

Халила пробудили голуби. Они опять летели на свет, хлопая крыльями. И это были звуки жизни. И он опять полз, чтобы ощутить эту жизнь в себе.

Большую радость ему принес восход солнца. Отсюда, из пещеры, восход не был виден, но солнечные лучи разбивались о верхушки скал и доставали брызгами света пещерные глубины.

Но вот донесся легкий свист, затем он перерос в оглушительный гул. Вертолеты! Его ищут!

— Я здесь! Я здесь! — кричал Халил, судорожно вцепившись в камень, и не слышал своего голоса.

Перепуганные птицы бестолково носились по всей пещере, натыкаясь друг на друга.

— Я здесь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Проза / Советская классическая проза