— Его через неделю привезет сам директор института Хамраев.
— Да ну? — не на шутку удивился Баскаков. Такого еще не бывало, чтобы директор института приезжал на место разработок.
— А мы вот вместе с Раббией одной оказией добрались сюда, — немного смущенно произнес Халил.
— Вижу, вижу, что одной оказией, — хитровато улыбнулся Баскаков.
В бородку сдержанно хихикнул и Шариф-бобо, но в глазах его была настороженность. Приезд экспедиции внес в его жизнь какую-то сумятицу. Старик стал неспокойным, постоянно озирался по сторонам, как будто ожидал беду. Но в присутствии приезжих он всегда старался держаться с достоинством, как и полагалось аксакалу.
Осел дернулся, старик чуть было не слетел с седла.
— Иш-ш! — осадил он животное. — Стой, пока не дал команду.
— А может быть останетесь, дедушка. Вот, видите, гости приехали, — умоляюще посмотрев на него, сказала Раббия.
— Нет, — резко ответил Шариф-бобо. — Пионеры ждут.
Загадка тропы кобр
Место для лагеря было выбрано как нельзя лучше. Вагончики поставили на каменистой площадке у огромной нависающей скалы, которую назвали Парус Баскакова. Каменистая глыба красноватого цвета действительно напоминала развернутый парус в открытом море. Ее остроконечный шпиль возвышался более чем на двести метров. Неподалеку от вагончиков бурлила и кипела Кокдарья, а чуть повыше на пригорке стоял глинобитный каркасный домик с надворными постройками, где жил Шариф-бобо. Оттуда временами тянуло запахом кизячного дыма, слышались мычание коровы и лай собак. Все это создавало какой-то своеобразный уют, ощущение постоянства, а именно этого всегда не хватает изыскателям.
Виктор Михайлович прошел в свой вагончик и пригласил к себе Халила.
— Я хочу поручить тебе, Халил, одно очень ответственное и важное для нашей экспедиции дело.
— Слушаю вас, Виктор-ака. — Парень был возбужден. Виктор Михайлович все понял.
— Помощницу себе нашел?
— Что вы, Виктор-ака? Просто… просто ехали из Чашмы вместе. Познакомились…
— Ну, хватит об этом. — Виктор Михайлович разложил на столе топосъемку Кокдарьинской долины и ткнул карандашом в значок кишлака Томчи.
— Пойдешь туда вместе с Сумароковым. Туда, где мы наметили по рельефу местности вынос русла обводного канала. Ты помнишь, что говорили местные жители, когда мы проводили съемки?
— Да, — кивнул юноша. — Старики говорили, что у нас ничего не получится. Что там дьявольское место. Я так думаю, что все это враки.
— Враки в отношении дьяволов. Согласен. А вот оползни — это реальный факт. И от него никуда не денешься. Короче, надо изучить геологию и рельеф местности. Только не торопитесь, будьте повнимательнее. В помощники даю тебе Сумарокова.
— А как же геология створа? — спросил Халил.
— Ничего, створ подождет. Этот вопрос для нас, Халил, как бы это выразиться, ну, престижнее, что ли, — Баскаков помолчал, о чем-то думая, а затем добавил: — Понимаешь, сюда на днях приедет Арипов — первый секретарь обкома партии, будет беседовать со стариками о затоплении долины. А мы еще не разобрались с этим проклятым оползнем. У тех, кто противится строительству плотины, оползень — важный козырь. Дескать, плотину построите, воду накопите, а как ее подавать в Чашму и на хлопковые поля? Ведь дамбу канала в этом месте нечистая сила всегда смывает. А нам нечего ответить. Нужна геология, браток.
— Хорошо, Виктор-ака, задачу понял.
— Ну, а раз понял, давай труби сбор на завтра на шесть утра.
Халил ушел, забрав с собой топосъемку обводного канала, а Виктор Михайлович долго еще сидел в своем вагончике и допоздна горел у него свет, подаваемый от движка, что непрерывно тарахтел на каменистой площадке у горной реки, словно состязаясь с ее грохотом.
Халил и Раббия наблюдали за этим огоньком. Он был им хорошо виден с огромного валуна, на котором они сидели, поджидая Шарифа-бобо.
Дед что-то долго не возвращался, и Раббия забеспокоилась. А для Халила это был удобный случай побыть рядом с девушкой. «Халил, скорее туши пожар», — сказал он себе мысленно, когда сегодня утром увидел эту шуструю девчонку.
Все мысли и чувства его действительно спешили, словно на пожар, пламя которого с каждым часом разгоралось все сильнее и сильнее. Но внешне Халил был сдержан, его состояние выдавала только улыбка, которая, как молния, временами озаряла его лицо.
Губы у Рабии маленькие, голосок звонкий, как флейта, глаза живые, ресницы бархатистые, а лицо цвета хорошего крымского загара. Она беспрестанно одолевала Халила вопросами.
— Халил, вы говорите, что любите женщин, — строго проговорила Раббия и в упор посмотрела на юношу.
— Неправда, я этого не говорил, — смутился парень.
— Ага, испугались. Значит, знаете силу женщин. А они всегда были сильными и великими. А ну, отвечайте, кого вы знаете из женщин-правительниц?
Халил молчал. Он растерялся. В этот момент все королевы и императрицы выветрились из головы.
— Ну хорошо, я вам напомню. Первая египетская царица Хадшипсуд.
— Нефертити! — обрадованно выпалил парень.
— Фи, она всего лишь навсего была женой фараона, но не государственным деятелем, а это большая разница.