Не будь дурой, детка! (СИ)

— Герку я упустил, каюсь. Друзья у него появились — мерзота одна. Что делать не знал. Решил выгнать его из дома в профилактических целях, так сказать, на неделю, чтобы он жизнь увидел, друзей своих… Всем сказал — если хоть копейку дадут — их самих и их родителей посажу, если пожить пустят — сожгу все под чистую. Даже приятно было смотреть, как все его приятели тряслись от страха, никто его даже на ночь не приютил. Ни одного не нашлось, Дарина кто бы послал меня на три буквы… А потом сын позвонил и сказал: «Они водятся, пап!» «Кто, спрашиваю, водится?» «Люди»…

На следующий день я увидел его в клубе, и улыбался он, как прежде, без цинизма, и стаскивал со сцены очень красивую, но совсем бестормозовую девушку. Через полчаса я все о тебе знал. Как зовут, где живешь, чем зарабатываешь на жизнь, родителей и даже парня твоего пробили по базе… Всех… А утром сын ко мне вернулся… Вернулся прежним. Словно за три дня всю его налипшую за пять лет грязь кто — то вычистил, вымыл, выскоблил… Когда я спросил Германа, что произошло, он ответил «есть женщины в русских селеньях»…

Егоров с Горяновой стояли настолько близко что дыхание смешивалось. Противная, проклятая дрожь никак не останавливалась.

— Месяц ты не выходила у меня их головы. И Герка, поганец, подогревал, нет — нет, да и вспомнит про тебя. Говорил, что вкус у тебя на мужчин дурацкий, поучи, мол, папка, девушку нормальному вкусу. Сам все смеялся. По утрам стал мне яичницу жарить, говорил, что семья — это круто и что скоро заведет себе в доме хорошую добрую тетушку… А ты уехала. На год. И мне никто не доложил, что уже вернулась… К счастью, вернулась свободной…

Егоров чуть качнул застывшую от холода или от признаний девушку.

— Свободной вернулась?

— Свободной…

Егоров нахмурился:

— Ты ведь все поняла уже, да?

— Почти…

— Вот и хорошо! Долго объясняться не придется. Так что, Дарина думай. До завтрашнего дня у тебя есть время. Я одинок, не стар, мне сорок, если не знаешь. Разница, конечно, в возрасте есть, но для тебя, по — моему, она не критична. Так? Я обеспечен, не глуп. Я не буду гулять… Красиво ухаживать тоже не буду. Не умею… Но если ты напишешь романтическую инструкцию на листочке, то обещаю все выполнять. Иногда буду врать, но только по делу, чтобы лишний раз не тревожить… Ну, что скажешь?

Горянова изумленно выдохнула:

— Вы… вы зовете меня замуж?

Егоров удивленно приподнял брови:

— Замуж? А я неясно выразился? Извини. Зову.

— Вот так сразу? А повстречаться? Притереться? А если я продажная дрянь, хитрая актриса или извращенка какая — нибудь… Герка видел меня от силы два дня… И вот так?

— Так… Мне подходит… Но если хочешь повстречаться, притереться, я не против… Но потом обязательно замуж.

— С ума сошли…

Егоров чуть улыбнулся и приблизился совсем, скользнув губами по уголкам горяновских губ:

— Сошел…

Горянова отказывалась воспринимать происходящее, но сердце билось, с невероятной скоростью отбивая ритм, и горячие губы туманили разум:

— А я очень резкая.

— Хорошо…

И снова горячее касание рта.

— Я…. я матом ругаюсь, как сапожник…

— У меня все кругом матом ругаются, судьба, видно, такая…

И горячие ладони обожгли холодную кожу спины под курткой, притягивая без остатка.

— Я командовать люблю…

— Я тоже…

Через секунду они целовались. Горянова дрожала, как девчонка в сильных егоровских руках. И все не верила, что это происходит с ней. Но ее целовали, как подростка, на ветру, у подъезда. И было в этом что — то очень светлое и красивое. И это безумно ей нравилось…

Глава 15

Когда отказывает разум тем, у кого его априори нет, — подросткам, кисейным барышням, инфузориям — туфелькам, или проверяющим разных сортов и калибров, — это нормально, но когда разум отказывает вполне здравомыслящей девушке — вот тут беда! Здравомыслящие девушки вообще в нашем мире явление редкое, а потому страстно хранимое. Кем хранимое? — спросите вы? А фиг его знает. Кем — то… Инстинктом самосохранения. Здравомыслящие девушки даже сердечному порыву отдаются разумно, связывая свою судьбу с людьми, способными сделать жизнь прежде всего ком — форт — ной. Не более. Ибо именно комфорт, по сути, и определяет наш главный критерий жизненной успешности. В Даринкиной судьбе уже была одна история мгновенной страсти, залеченная больно, но основательно, а потому расставившая красные, громко кричавшие маячки на всей её душевной территории. И эти маячки теперь стремительно замигали, издавая предупреждающий отвратительный звук военных сирен…

Целоваться любят все. Все… все — не спорьте. Это довольно — таки приятное занятие, тем более с мужчиной, интересным во всех отношениях, умеющим это делать довольно сносно: не залезая огромным языком в горло, перекрывая жертве любви кислород, и не застревая этой склизкой субстанцией где — то в небном пространстве…

Целоваться любят все. Целоваться — да, но не терять голову, дрожа то ли от холода, то ли от перевозбуждения — кто теперь разберет, — при этом внутри себя вообще никак не осознавая. Никак! Нет меня, что называется. Берите — ведите, куда хотите… Как говорится, разум в отъезде…