Не будь дурой, детка! (СИ)

— Нет, — покачал головой Егоров. — Копцова посылал…

— На инфинити?

— На инфинити…

Егоров уехал, а Горяновой совсем расхотелось убегать. Она прошла немного и села на лавочку в том самом скверике, где когда — то Резенская вместе с Геркой давали представление. А спустя минут десять рядом с ней на лавочку примостился еще один человек.

— Чего он хотел? — спросил тихо Савелов.

— Попрощаться приезжал, — ответила Горянова.

— Попрощался?

— А то! — хмыкнула Горянова, протягивая Ромке на ладони зеленую коробочку.

Тот, разглядывая содержимое, только присвистнул:

— Немые бриллианты часто действуют на женский ум сильнее всякого красноречия… Хороший способ прощаться!

Даринка невесело рассмеялась:

— Хороший способ прощаться с нелюбимыми…

Время обеденного перерыва Даринка с Романом использовали в тот день эффективно и по делу. Хорошо, что Ромкина квартира оказалась достаточно близко от Гродинки. Тем более, если ехать с такой бешеной скоростью. Ели, правда, второпях и мало. И уже перед выездом обратно — чем Бог послал. Потому что одними поцелуями, как говорится, сыт не будешь… А поцелуев было! И не только поцелуев…

— Это сумасшествие, Ром!

— Мг! — соглашался Савелов, долго целуя Горянову уже на выходе из квартиры. — Очень сладкое сумасшествие!

Влюбленные люди, действительно, живут в каком-то странном, изолированном мире, где есть только они — и никого больше. Даринка словно растворилась в Савелове, а он в ней. Очень быстро — в день — Даринкины вещи на смену перекочевали в Ромкину квартиру, и место им легко нашлось — очень просто и гармонично. Они как — то, не разрушая Ромкину атмосферу, перераспределились по дому, делая его уютным.

— Давай твою гераньку заберем? — предложил Савелов.

И Даринкин цветок теперь стоял на Ромкиной кухне совершенно органично. Быт им не мешал, потому что они оба были аккуратисты. Или просто потому, что все свободное время проводили исключительно в постели. Дорвались, что называется.

Ромка вкусно готовил. И ему очень нравилось кормить Горянову.

— Савелов! — возмущалась Даринка. — Давай я тоже что — нибудь сделаю. А то чувствую себя ужасно.

— Сделай! — соглашался Роман и приставлял стул к себе поближе. — Пока я режу мясо, ты можешь меня обнимать. Чем не работка?

В Гродинке особо не таились. Но почему — то, словно по негласной договоренности, избегали ласкаться. Да и вообще — в Гродинке что он, что она просто работали, как привыкли — на износ. По — другому не получалось. Непрофессионально.

Но все — равно через неделю на них стали коситься. Первым, естественно, прорвало самого говорливого.

— Роман Владимирович! — громко поинтересовался Маркелов. — А вы теперь у Горяновой в личных шоферах? Или как?

Савелов усмехнулся:

— Не только, Савва! Не только! Я у нее и в поварах, и в посудомойках, и еще в кое — чем, и вообще, в бессрочном рабстве.

Горянова оторвалась от работы, удивлено прислушиваясь.

— Нет, реально, шеф?! — не отставал Маркелов. — Вы с Горяновой встречаетесь что ли?

— Нет! — Савелов невозмутимо опустился на стул прямо напротив Даринки и теперь солнечно улыбался ей. — Мы с Горяновой не встречаемся… Мы живем вместе…

— Оу! Вот это да! Круто! Не верю! — народ подкатил к ним двоим быстро, шумя, смеясь, переговариваясь, громко возмущаясь.

— Шеф! — возмутилась Шапутко. — А как же принципы? Никаких служебных романов… Или Горяновой все можно?

— Да! — усмехнулся Савелов, все также невозмутимо, с улыбкой наблюдая, как у Даринки краснеют уши. — Горяновой все можно… К тому же у нас не роман.

— А что? — Шапуко явно не хватало такта.

— У нас прелюдия к семейной жизни… — сказал и осекся, словно сболтнул лишнее.

— Ооооооооо! — взревела Гродинка. — Ооооооооо!

А Даринка еле сдержалась. Потому что щеки предательски загорелись и сердце бешено застучало. Она молчала, не сводя с Савелова шальных своих глаз, пока вокруг народ бесчинствовал.

— Это предложение? — наконец тихо выговорила она, не веря происходящему. — Ты же вечный холостяк…

— Был холостяк, да теперь весь вышел…

— Народ! Это нужно отметить! — помешал тихому разговору двоих влюбленных среди этого громкого бедлама Маркелов. — Шеф проставляется! Шеф, я возьму у вас коньячок из шкафчика?

Но Савелов словно не слышал. Он смотрел на Горянову и ждал. А она молчала… Да и что тут говорить, когда народ кругом, и совсем не романтично. И нет цветов, колец, свечей и всякого романтичного антуража. Но есть Ромка… Застывший Ромка. Напряженно ждущий ее слов…

— Если это предложение, — с трудом выдохнула она, глядя прямо на Савелова, — то ответ очевиден, Ром. Я хочу прожить эту жизнь с тобой… Очень хочу…

Роман Владимирович потянулся к Даринке и крепко сжал ее руку, лежащую на столе. Он ничего не говорил, он просто смотрел на нее, словно сам не понимал, что делает, но явно пытаясь в памяти запечатлеть, как самое дорогое, эти мгновения…