Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)

Георгий Владимирович Вернадский умер вдали от родины. О трагической судьбе своего отца он мог знать по крохам той информации, которая поступала на Запад по почти уже заросшим и разрушенным каналам связи между учеными. Можно только догадываться, какими наивными на фоне опустившейся над Россией долгой ночи казались ему некогда проповедовавшиеся им идеи "евразийства". Ведь большинство теоретиков "евразийства", уверовавших в реальность своих иллюзий и попытавшихся на собственном опыте проверить теории примирения с большевизмом, ждало горькое и чаще всего трагическое разочарование. На том конце "мостов примирения" их ждали аресты, ссылки, тюрьмы. Горькую чашу испил и главный теоретик "евразийства" профессор Петр Николаевич Савицкий. Какой страшный парадокс истории: Савицкий был арестован в Праге, освобожденной советскими войсками, и этапирован в мордовские лагеря. Нужно было быть человеком огромной духовной силы, чтобы не утратить веру в жизнь, в конечный ее смысл. Из ссылки до Запада дошло несколько стихотворений, написанных Савицким. Вот одно из них, относящееся к 1947 году.

Свет пятьдесят четвертой параллели!

Как ценишь этот краткий зимний свет,

Когда в глухие долгие недели

Ни электричества, ни керосина нет.

Как радуешься первому мерцанью

Едва занявшейся за тучами зари,

С каким невыразимым ожиданьем

Глядишь на темный лес и очерк рощ вдали.

Светлеет лес, и на душе светлеет.

Вот начинаешь буквы различать.

И душу пленную средь зимней стужи греет

Возможность вновь работать и читать 13.

Вместе с тем идеи возвращенчества в первые годы эмиграции, когда в России еще не раскачался страшный маятник репрессий, имели весьма широкое хождение. К ним прислушивались и в России, еще не отторгнувшей от себя ушедших в эмиграцию. Одна из разновидностей возвращенчества "сменовеховство" - вызывала интерес и у Ленина. Советское правительство при Ленине неоднократно делало жесты доброй воли, стремясь к установлению доверия между левой эмиграцией и советской властью. В этом отношении интересна возвращенческая одиссея Юрия Вениаминовича Ключникова, весьма характерная для судеб эмигрантов, поверивших в ленинский идеал социалистической России и прошедших трудный путь от активного неприятия советской власти к сотрудничеству с ней в тот период, когда ее история еще не была омрачена сталинским террором.

Ю. В. Ключников (1886-1938) был крупным специалистом по международному праву. До революции он служил приват-доцентом Московского университета. Сотрудничал в газете "Русское слово". Революцию не принял, и, в отличие от большинства интеллигенции, не принял активно. В годы революции и гражданской войны он - видный участник контрреволюции, один из вдохновителей Ярославского восстания. В созданном Колчаком правительстве занимал пост министра иностранных дел. Но в эмиграции Ключников оказался среди тех, к кому довольно быстро пришло отрезвление от угара ненависти, вынесенной из гражданской войны. Уже в 1921 году в Париже, а потом в Берлине появляются его статьи, свидетельствующие о переломе в его политическом сознании. Глубокое воздействие на эволюцию Ключникова (как, впрочем, и на многих других) оказала начавшаяся в советской России новая экономическая политика, повлекшая за собой быстрое экономическое возрождение страны. Его внимание как специалиста по международному праву не могли не привлечь и меры, принимаемые возглавляемым Лениным правительством, по возвращению страны на рельсы правового государства: был принят Уголовный кодекс РСФСР, ограничена компетенция ЧК, все шире привлекались к сотрудничеству старая интеллигенция, "спецы", иностранные фирмы. Не прошли не замеченными русской эмиграцией и обращенные к недавним молодым участникам гражданской войны слова Ленина о необходимости учиться и овладевать всем наследием мировой культуры. Надежды внушает и замена продразверстки продналогом, в которой угадывалось стремление советской власти наладить нормальные экономические отношения с деревней, с крестьянством, положить конец "военному коммунизму".