Не буди дьявола

Алчность заражает семью, как больная кровь заражает воду в купальне. Каждый, кто коснется ее, заразен. Посему жены и дети, которых вы считаете сосудами жалости и скорби, должны быть уничтожены в свой черед. Ибо дети алчности суть зло, и зло суть те, с кем они связали жизнь, и должны быть уничтожены. Все, кого вы в безумии своем тщитесь утешить, должны быть уничтожены, ибо кровными узами или узами брака они связаны с детьми алчности.

Уничтожить плод алчности нужно, не оставив и пятна. Ибо плод оставляет пятно. Те, кто пользуется плодами алчности, повинны в алчности и должны понести наказание. Они погибнут под лучами ваших похвал. Ваша похвала – их погибель. Ваша жалость – яд. Своим сочувствием вы приговорили их к смерти.

Неужели вы не видите? Неужели настолько слепы?

Мир сошел с ума. Алчность рядится в одежды добродетели. Богатство стало мерилом благородства и таланта. Средства массовой информации – в руках чудовищ. Восхваляют худших из худших.

Демон вещает с кафедры, а Господь забыт. Но безумный мир не уйдет от суда.

Таково последнее слово Доброго Пастыря.

Он распечатал два экземпляра, чтобы отправить экспресс-почтой. Один для Коразон, другой для Гурни. Затем отнес принтер на задний двор и разбил его кирпичом. Собрал обломки пластика, даже совсем мелкие, как отстриженные ногти, и вместе с оставшейся бумагой сложил в пакет для мусора, чтобы потом закопать в лесу.

Осторожность никогда не помешает.

Глава 29 Чертова куча фрагментов

Когда Гурни выезжал из Бранвиля на крутые холмы и поросшие кустами пастбища Северо-Восточного Делавэра, в голове у него кружился водоворот мыслей. Врожденная способность выстраивать факты в целостную картину дала сбой из-за обилия этих фактов.

Он как будто пытался разобраться в груде крохотных фрагментов пазла – не зная, все ли фрагменты на месте и сколько картинок нужно собрать. То ему казалось, что все известные факты – это последствия одного мощного урагана, то, через минуту, он уже ни в чем не был уверен. А может, ему просто чертовски хотелось найти единое объяснение, свести все к стройному уравнению.

Он проехал мимо таблички “Добро пожаловать в Диллвид!”, и это навело его на следующий осторожный ход. Гурни остановился на обочине и позвонил единственному своему знакомцу в этом городке. Неразбавленная доза Джека Хардвика лично – хорошее противоядие от всякой зауми.

Через десять минут, преодолев четыре мили по извилистым грунтовым дорогам, он подъехал к давно не крашенной съемной фермерской хибаре, которую Хардвик именовал домом. Хозяин открыл дверь. Он был в футболке и обрезанных тренировочных штанах.

– Пиво будешь? – спросил он, держа в руках пустую бутылку “Гролша”.

Сперва Гурни отказался, но, подумав, согласился. Он знал, что когда вернется домой, от него будет пахнуть спиртным. Лучше уж рассказать про пиво с Хардвиком, чем про “кровавую Мэри” с Ребеккой.

Снабдив Гурни бутылкой “Гролша” и прихватив одну для себя, Хардвик рухнул в мягкое кожаное кресло и указал гостю на другое.

– Что ж, сын мой, – начал он хриплым шепотом, явно притворяясь более пьяным, чем на самом деле, судя по пристальному взгляду, – когда ты в последний раз был на исповеди?

– Лет тридцать пять назад, – Гурни для пользы дела решил ему подыграть.

Он отхлебнул пива. Ничего так. Затем оглядел маленькую гостиную. Она была такой же мучительно пустой, как и в его прошлый визит. Все было таким же, до единой пылинки. Хардвик почесал нос.

– Должно быть, ты в большой нужде, раз после стольких лет ищешь утешения у Матери Церкви. Говори без боязни, сын мой, и поведай обо всех своих богохульствах, обманах, кражах и блудных грехах. Про последние, пожалуйста, поподробнее. – И он плотоядно подмигнул.

Гурни откинулся в широком кресле и еще раз отхлебнул пива.

– Дело Доброго Пастыря становится все труднее.

– Оно всегда было трудным.

– Проблема в том, что я не знаю, сколько там этих дел.

– Слишком много дерьма на один сортир?