Не буди Лешего

— Ну и где мне мыться, Лёшенька? — такая она улыбчивая. Когда слёзы в три ручья не льёт.

Кадка показалась Гостяте недостаточно прочной, и я посадил девицу в ступу, почти как когда-то Кикиморе обещал. В ступу набрали горячей воды и сидела теперь в этой ступе Гостята, голову из воды высунувши.

— Ну ты вынырни получше, мне же тебя мыть несподручно, — я водил ей по рукам и шее мочалкой, которую Гостята сама же и сплела из сухой травы. Травинки царапали гостье распаренную кожу, но девица только довольно ластилась.

— Забирайся ко мне, будет сподручней, — предложила она, протягивая руки.

— Места вдвоём не хватит, — я стоял рядом. Тогда она высунулась из бочки, обвивая меня руками.

Целовалась Гостята, крепко зажмурившись, прижимаясь ко мне грудью. Её спину и плечи облепили её мокрые длинные волосы. Я перебирал их пальцами. Понюхал. Они ничем не пахли. Как и сама Гостята. Немного той травой, которой мылась. Немного деревом, но больше ничем.

Василиса всегда дурманяще сладко пахла. Чем-то мазала всё тело и волосы. Моя нежданная гостья пахла только собой.

— Вытащи меня, Алёша, как бы мне тут не свариться! — рассмеялась Гостята, а глаз не открыла.

— Почему же ты на меня не смотришь? — спрашиваю.

— Я на тебя любовалась всё утро, пока ты спал, и весь день, пока ты в столярне столярничал. А если глаза зажмурить, да ещё и в бочке мокрой сидя, целоваться так сладко!

— Ещё если и не видишь с кем.

— Я же знаю, что с тобой, — она провела по моему лицу пальцами, — я тебя чувствую кожей. — А потом она меня понюхала. — И знаю, как ты пахнешь.

— И чем я пахну?

— Лесом весенним, — ресницы её задрожали, но глаз она не открыла. Лесом, значит. Даже в теле человеческом. Девица попалась с причудами.

— А если посмотреть на меня, что подумаешь? — я держал её лицо в ладонях, она открыла глаза и сразу на меня уставилась, не смутившись.

— Подумаю, что упала я где-то в чаще лесной и забылась мёртвым сном. И всё это мне снится.

— Так хороший это сон или плохой? — спросил я.

— Хороший сон, — она сильнее прижалась щекой к моей ладони. — Я бы и не просыпалась, как бы не нести Раките водицы целебной. Придётся мне от тебя уйти.

Как хотел сказать ей: “Не уходи”, но ведь и не так далече живёт она.

— Унеси водицы Раките и возвращайся.

— К тебе вернуться? — она удивилась как будто. — А Леший не прогонит меня?

— С чего бы ему тебя прогонять?

— Разве это не его дом?

Я промолчал, ничего не стал отвечать. Вытащил её из бочки. Успел поцеловать до того как она зажмурится.

Мы не договорили. Голые девицы не особо располагают к долгим разговорам.

— Подушка намокнет, перо в ней испортится, — Гостята перекинула мокрые волосы вперёд, на грудь. — Нехорошо сразу после бани в постель ложиться, не обсохнув. Голову не просушив.

— Вынесем завтра подушки на солнце, они высохнут, — я перетащил её на себя. — Ну или можешь спать так. Тем более, тебе не привыкать.

— Про что ты? — не поняла она. Я имел в виду первую ночь, когда она на полянке меня за бревно приняла. Но Гостята про то не догадалась.

— Вчера я спала у тебя под боком, рядышком. А зачем рога тебе? — она дотронулась до моих рогов. Я уже и забыл про них.

— Мешают тебе? — спросил. Больше-то меня от человека ничего не отличает. Разве что кость моя толще, вот и рога оттуда идут — чтобы голову защищать. Не от одного топора там на рогах этих зарубины.

— Это из-за того что ты в лесу живёшь? В доме Лешего? Пленник ты его? — начала расспрашивать. Пора рассказывать ей всё как есть. Не хочу чтоб одна выдумка на другую наложилась да и покатились как снежный ком. Пока я не врал ей, но и правды не рассказывал. Занятная она больно девица, а меня вдруг стала страшить про себя правда. А если не захочет оставаться Гостята в лесу с нелюдем? Не захочет — так пусть уходит, силой её удержать — зачахнет она. Не будет так больше улыбаться и жмуриться. И ловить пальцами меня в темноте.

— Я здесь… вроде пленника, так и есть, — с этим я согласился. — Нету для меня отсюда выхода. У этого леса я на привязи.

— Неужели Леший такой злой, не отпустит тебя? — испугалась Гостята.

— А зачем тебе, чтобы я был вольный? — решил спросить я. — Я же всегда здесь, не уйду никуда. Чем плохо?

— Человеку лучше среди людей быть, — она погладила меня по шее. Ладонь у неё маленькая, шершавая. Пальцы длинные. — Уйдём со мной?

Я ничего не сказал. Удивился. Или не расслышала она, или не поняла, что мне отсюда ходу нет.

— Я по поверьям людским знаю, что это Леший к лесу своему накрепко привязан, — начала она горячо мне нашептывать. — Но если ты служка его, я попрошу батюшку Лешего тебя отпустить. Если надо, вместо тебя останусь. Буду служить и просить каждый день, чтобы отпустил меня. Он, мне кажется, не злой совсем. Был бы злой, не дал бы мне водицы для женишка моего бывшего. Да и не плохо он со мной обходился. Только дорога обратная испугала меня. Так меня звери гнали и ветви хлестали, что ни жива ни мертва я была от страха, когда из леса выбежала.

Наверное, серчал я, но себе не признавался. Тогда ещё жаль было её отпускать. Что мне её муж. Детей малых у неё нету. Но так она за него просила.