Не буди Лешего

Так я лежал, смотрел вверх, в тоненькую полоску неба вглядываясь, меж веток, плотно надо мной сомкнувшихся. В траве лежал, и здесь тоже пахло и гарью, и пожжёной шерстью, и кровью пролитою. Может, от нас с Баюном, может, воздух пропитался и отравился весь. Лежал я на спине, на грудь положив кота. Про “не прощу людей” так и крутилось в голове, не смолкло. Птица не пела, живность вся замерла.

Надо начинать всё заново, но как заставить себя?

И для чего заставлять себя?

Глава 33. Остывшая ушица

Я так бы и лежал, наверное, пока меня б не съели звери. Если б не побрезговали. Но кто-то пнул в бок.

— Живой?

Я глаз открыл. День уже заканчивался. Надо мной Кощей склонился.

— Быстро Мара собрала тебя, — я удивился даже.

— Сказал же, что вечером зайду. Я чисто так — собрал все кости, в бочке с водою мёртвой разок окунулся и к тебе. Боялся, что помрёшь тут. На! — он протянул мне фляжку.

— Эта та вода, в которой сам купался? — спросил я. — Кощей, я брезгую.

— Да я… набрал сначала, потом уже залез.

Что-то подозрительно помедлил он с ответом. Я не поверил.

— Тебе ж не пить её, на раны сбрызнуть, — Кощей вздохнул, откупорил флягу и осмотрел меня. — Даже не знаю, с чего начать.

— Полей на брюхо. Там что-то ноет сильно. Посмотри сперва. Может там уже засел кто, изнутри жрёт?

— Да вроде нет, — Кощей поморщился. — Мне теперь что, в нутре твоём копаться? Ты же Леший, должен чувствовать всё сам. Любую тварь.

— Ничего не чувствую. Всё болит.

— Видать лесу больно, — Кощей, качая головой, вылил на меня воды из фляги. — Грудина, вон, пробита, Леший.

— Ну плесни и туда тоже. Только оставь малость. Ещё же Горян придёт.

— Как скажешь, — Кощей убрал флягу. — А с котом что?

Я поднял башку Баюнке. Он смотрел на меня мутным взглядом.

— Давай осмотрим, — я кое-как присел, проверил кости у кота, чтоб были целы, прощупал внутренности.

— Давай вот сюда малость ливани.

Когда закончили, Кощей помог мне подняться, я кота взял на руки и занёс в дом.

— Куда идти, Алёша?

— Давай за стол. И постели что-нибудь на лавке!

Кощей попробовал поколдовать — не получилось, вздохнул, ушёл в спальню мою, вернулся с покрывалом — постелил его где я сказал. Я туда осторожно положил кота.

— Оклемается?

— Да должен. Где было дюже плохо, мы водой полили. А так сильно ничего не перебито. Лапа, конечно, не отрастёт.

— Когти у него железные, а лапа из кости… — я подивился.

— Сделаем ему и лапу железную, — Кощей присел. — Как сам оклемаюсь и колдовать смогу. Есть у меня кузнец один в знакомых и кузня у него хитрая. Сделает нам лапу для Баюна, а я так заговорю её, что будет как родная. Даже лучше.

— Ну дело.

Мы помолчали.

— Так ты сейчас колдовать не можешь?

— Пока не могу. Надо восстанавливаться. Все силы уходят, чтобы держать свои кости вместе, — Кощей вздохнул.

— А ты как сюда добрался?

— Прилетел на ступе.

— Как думаешь, Горян придёт? Он тоже был сильно ранен. Как бы не…

— А что мне будет? Конечно я пришёл, вот он я! — в дверном проёме появился Горыныч. В новом кафтане, весь перевязанный чистыми тряпицами, уже сиял весь, хоть сильно был изранен.

— Подлатали жёны? — тоскливо Кощей поинтересовался.

— Конечно, как налетели, как давай меня ругать, что я так к себе не бережно!

— Бережно! — Кощей заскрипел от смеха. — В битве-то!

— А что у вас за дело? — спросил я, усаживаясь на скамью за стол.

— Да как же! Неужто ты забыл! — Горян нырнул в мою печь и вытащил чугунку. — Ушица же нас ждёт! Водяной очень желал отведать! Давайте уважим, что ли, и его самого, и его хозяюшку!

— Вон вы зачем… — я собрался было встать, Кощей посадил меня на место, сам нашёл нам чашки с ложками. Горян разлил из чугунка ушицу. Посмотрел на зверюгу, что всё ещё там плавала в ухе.

— А эту вот кому? Пожалуй, я не съем такую!

— И я не съем, хоть зубы целы, но мне её куда? — Кощей показал на свой скелет. Я, признаться, и не представляю, как он есть уху собрался. В Кощее сейчас мяса на костях и внутренностей нету, нет ничего, кроме самих костей.

— Ну… я могу попробовать обратиться. Змеем-то я её съем. Там в нутре перегорит, не страшно, — Горян начал примериваться.

— Где ты собрался обращаться? — перепугался я. — Ты же разнесёшь мне дом!

— Ну что, выходить на улицу? — Горян растерялся. Как вдруг на стол протянулась чёрная лапа. Потом вторая. Баюн поднялся, навалившись на столешницу всей тушей, ткнул мордой в чугунку, выловил ту тварь и съел. Только на зубах кошачьих заскрипели рыбьи кости.

— О, Баюнка, молодец! — Горян потрепал кота по холке. — Хороший котик! Ну что, други, — он к нам обратился, — и нам пора отведать ушицы! — он взял ложку. Смотря, как Кощей повторяет этот жест, я взял ложку тоже. Мы все зачерпнули ухи, попробовали. Посидели молча. Я смотрел, как ушица стекает у Кощея по костлявой морде. Он вкус хоть чувствует? А Горян?

— Ну что могу сказать… — Горян аккуратно ложку пристроил рядом с чашкой. — Мужик отмаялся.

Это он про Воднейшество и про стряпню Кикиморы? Раздался дружный хохот.

Под этот хохот грохочущий Баюн засунул морду в чугунок и жадно залакал.

— Смотри, а коту нравится, — Кощейка подивился.