Не будите Гаурдака

— После смерти душа сулейманина, бывшего хорошим человеком, идет в небесный розовый сад, наполненный гуриями, цветами и небесными наслаждениями, и сам премудрый Сулейман встретит ее ласково и будет пировать и беседовать с ней о вечном и мудром! И ты хочешь лишить человека всего этого ради сиюминутной выгоды?!

— А куда у вас идет душа преступника?

— В подземное царство — владения Вишапа, дабы гореть вечно в плавильных печах, в огне которых он кует грехи и соблазны для людей!

— Какая прелесть… какой примитивизм… — тихий смешок сорвался с невидимых губ.

— Что?! — оскорбленно вскричал Ахмет.

— Хорошо… ты сам настоял… я не хотел тебе говорить… чтобы не расстраивать, — сердито вздохнул баритон.

— Что? — встревожился шатт-аль-шейхец.

— И если бы не твое верблюжье упрямство, и не сказал бы — к чему разрушать розовую картину мирозданья хорошему человеку… — точно не слыша вопроса, как бы для самого себя продолжил полубог.

— Какую?! — нетерпеливо притопнул человек.

— Вашу, — будто, наконец, решившись, выдохнул сочувственно Гаурдак. — Я за долгое тысячелетие, проведенное вдали от Белого Света, успел побывать везде. Конечно, это было нелегко, но чего-чего, а времени у меня хватало.

— И что?.. — отчего-то с замиранием сердца шепнул Амн-аль-Хасс.

— И ни розовых садов, ни Сулеймана, ни пира для душ, ни подземного кузнеца вредных привычек я не обнаружил. Нигде.

— Как?.. — побелел и с ужасом выдохнул Ахмет.

— И никак, — беспощадно закончил полубог, и бархатный голос со стальным отливом заполнил всю черепную коробку шатт-аль-шейхца. — Потому что после смерти нет ничего. Тьма и пустота. И души просто теряются во мраке, рассасываются, растворяются, распадаются на искры и пыль и тут же пропадают. Так что жить надо здесь и сейчас. И никакая цена не высока за счастье в этой жизни.

— Так значит… — потрясенным шепотом выдавил калиф, — если нет загробной жизни, и нет Сулеймана, и нет розового сада гурий, и пиров тоже нет, и бесед о вечном и мудром… и наказания за грехи человеческие нет тоже… а есть только пыль и тьма… то… при жизни… можно всё?..

— Ну, определенные приличия соблюдать все же рекомендуется, — снисходительно усмехнулся баритон. — Ну так как ты насчет слоновьей дозы бесплатных удовольствий и перекладывания на мои плечи бесконечных забот о неблагодарных подданных?

— Если царства Вишапа нет… — тихо, но решительно заговорил Ахмет после минутного молчания, — то его надо создать. И такие как ты и твои прихлебатели должны пойти туда первыми и послужить растопкой для первой печи. Ибо слова твои — ложь, ложь от первой до последней буквы. И не для того премудрый Сулейман дарует нам души и жизни наши, чтобы потратили мы их на прозябание в болоте наслаждений. Сплошные удовольствия для настоящего правителя невозможны, как невозможно орлу провести жизнь исключительно в полете. Жизнь состоит из радостей и трудностей, как сутки — из дня и ночи, как персик — из мякоти и косточки, как Сулеймания — из жгучих песков и ласковых рек. Исполнение всех желаний всех людей невозможно тоже. И если ты обманываешь меня в этом, то как я могу верить тебе во всем остальном?

— Не хочешь — не верь, но твои друзья…

— Мне жаль, если умы их были отравлены сладким ядом твоих речей! Но если между Белым Светом и тобой осталась только одна преграда — я, то считай, что ты оказался за стеной невиданной высоты и прочности, ибо я скорее умру, чем пропущу тебя, а моей душой ты подавишься, как шелудивый шакал — острой костью!..

«Спокойствие и надмирность, надмирность и спокойствие…»

* * *