По равнине ездить легко, за много километров дорогу видно. В предгорьях труднее. Вроде бы дорогу выбрал нормальную, а приезжаешь как бы в ловушку, которую устраивает тебе какой-нибудь овраг или обрыв. Сидишь и думаешь, то ли возвращаться, чтобы объехать это препятствие, или проще вместе с нартами перебраться через него. Тут, однако, самому думать надо. Иногда для того, чтобы перебраться через овраг, сил потребуется во много раз больше, чем просто объехать его. А иногда быстренько переберешься, а тот, кто в объезд поехал, тебя потом долго догоняет. Так что, как говорят русские, раз на раз не приходится.
Ехал я по незнакомой для меня местности в предгорье, не собирался перебираться с одной стороны оврагов на другую, сразу сказав себе, что Катю повезу осторожно, как-никак, а месяцев через пять-шесть она станет матерью, ну, а я, соответственно, отцом. Будущих матерей положено беречь сразу, как только об этом становится известно.
Так было и в тот день. Овраг появился неожиданно, как только мы выехали на небольшой пригорок. Язык оврага тоже не казался большим, мы объедем его минут за двадцать, продолжив путь по ровной местности, проезжая мимо чернеющих валунов.
Гряда валунов заставила нас проехать по самому краю оврага, оказавшегося очень глубоким. Не знаю, что случилось, но вдруг снег под нами стал проваливаться и мы с лавиной стали падать вниз.
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыл глаза, то ничего не увидел. Была темнота и тишина. Ощупью я определили, что подо мной были нарты, а на меня сверху что-то давило. Начав ворочаться, я стал освобождать пространство вокруг себя, и вдруг моя спина почувствовала облегчение от отсутствия тяжести. Встав на ноги, я сбросил прикрывавший меня полог и увидел, что мы почти полностью засыпаны снегом. Все тело болело, но я руками начал разбрасывать снег, откапывая нарты и разыскивая свою жену. Получилось так, что Катя оказалась под нартами и почти не дышала. Открыв ее лицо, я дунул ей в ноздри, и она вздохнула. Сам-то я ветеринарный работник и этот способ применил машинально.
Пласт снега, который нас придавил, был небольшим, метра полтора толщиной. Но та масса снега, которая падала вместе с нами, достаточно сильно нас ударила, вдавив в лежащие на дне оврага камни. Ниже нас оказались собаки из упряжки, которые так и погибли связкой, покалеченные и задушенные снегом. Мои сильные ушибы можно было считать, что мне очень повезло. Только моей Кате не повезло. Каждое движение причиняло боль, она не могла шевелить руками и ногами, значит, у нее поврежден позвоночник. Видимых повреждений не было, но она периодически теряла сознание. Вероятно, какие-то внутренние повреждения давали о себе знать.
Помощи ждать неоткуда. Родственники не знали, что мы к ним едем. Соседи вряд ли будут нас искать, ведь мы уехали к родственникам. Может быть, кто-то и начнет нас искать через какое-то время, если станет известно, что мы к родственникам не приезжали. Понятия больших городов к тундре неприменимы. Нет у нас всеобщей телефонизации, а сети сотовой связи есть только в крупных городах, но не в стойбищах, хотя отдельные охотники и покупают сотовые телефоны, чтобы носить их на шнурке шее и показывать, что и мы тоже не из деревни приехали.
Очень плохо было то, что сломались нарты. Целым был один полоз, второй был сломан в трех местах. Полозья самое главное. Придется нарты разбирать, чтобы на одном полозе делать возок для Кати.
Возок у меня получился в виде православного креста. Может быть, русский Бог чем-то обиделся на наших духов или на меня и наказал нас, оставив дерева нарт ровно столько, чтобы получился крест, показывающий его власть на земле. Веришь ты в бога или не веришь, а получается, что ты своим существованием как бы обращаешься к нему ежедневно, даже когда смотришь на крестик оптического прицела винтовки.
Выбраться из оврага с Катей я не смогу, поэтому я и пошел с Катей по дну оврага к побережью. Все равно где-то и кого-то встречу. Этот путь мог быть единственным для нас, потому что пешком на такое расстояние никто не уходит от своих домов. Если уходит, то это очень сильный человек.
Я не буду рассказывать, как мы добирались до побережья. Я тащил за собой возок, ощущая на себе каждый удар полоза о камни, пропуская через себя ту боль, которую испытывает Катя.
Я разводил маленькие костерки из обломков нарт, исстругивая их в тоненькие щепочки, и поил Катю горячим чаем, поддерживая в ней жизнь. Катя ничего не говорила, только смотрела на меня своими блестящими глазами, которыми она мне говорила больше, чем тогда, если бы она могла говорить.
Когда подходило время спать, я ложился рядом и ловил ухом ее дыхание, будучи уверенным, что человек своим дыханием помогает жить другому человеку.
Пред тем как уснуть, я рассказывал Кате охотничьи истории и старые сказки и по ее глазам видел, что это ее поддерживает, а смешные истории заставляли ее глаза блестеть так, как будто я возвращался с охоты и бежал навстречу ей.