— Неужели мы проедем, оставив несчастных жертвами темного колдовства? — воскликнул граф.
согласился конунг.
— Тем более, что колдовство вполне может исходить от того, кого мы ищем. И было бы неразумно проехать мимо, не выяснив это, — сказала я.
— Тогда — к бою!
— Одно уточнение, граф. Дубинок нет, будем работать тем, что есть. Не убивайте жителей стойбища! Скорее всего, они вовсе не заметят нас. Но если они все же нападут, не рубите их, а бейте плашмя. Шланг, тебе лучше вообще в это не встревать.
И мы двинулись к стойбищу. Вблизи зрелище было еще более диким. Кочевники хекали и гекали, при этом рожи у них были совершенно осоловевшие. Некоторые спотыкались на истоптанной земле — травы тут, почитай, не осталось, падали, и те, кто были рядом, наступали на них.
Вдали жалобно блеяли овцы. Мерзко воняло паленой шерстью.
«Ишак-Мамэ, куда эти степные берсерки подевали женщин и детей? Кирдык настойчиво утверждал, что кочевники не едят себе подобных, но кто знает, на что они способны после наведения заклятья».
Сабли зазвенели рядом, и я сочла возможным извлечь из ножен меч, а также тот из кинжалов, у которого была рукоять-кастет. Сабля свистнула перед мордой Тефтеля, и тот шарахнулся в сторону. — Да что ж ты нервный какой стал... В ответ раздался яростный вопль. Но вопил вовсе не Тефтель. Хотя голос и казался нечеловеческим, принадлежал он конунгу Ауди.
Северяне умеют ездить верхом. Но сражаются они пешими. Традиция такая. И пусть Ауди находился далеко от страны своих предков, отступать от обычая он не был намерен. И, в отличие от всех нас, он спешился и двинулся через стойбище на своих двоих. И оказался в окружении белышей с обнаженными саблями. Вот тогда он и издал боевой клич. А я сквозь зубы помянула Ядрену Вошь. С высоты седла оглушить пешего не трудно, а вот так — затруднительно. К тому же у Ауди топор, а не меч. Конунг уже размахивал им над головой с радостным воем. Дорвался! Знаю я этих северян — грибков покушают, и давай рубить всех окружающих.
Но, как уже говорилось, Ауди был поумнее покойного брата Грабли, которому было все равно, кого бить, лишь бы бить. Он ударил ближайшего орка — или белыша — обухом топора. А поскольку ростом он был гораздо выше кочевника, и руки у него были длинные, замах получился славный. Степняк упал на землю, а конунг продолжал теснить остальных. Граф Бан спешил к нему на помощь. Ласкавый и Кирдык не торопились вмешиваться. Следили за происходящим.
Сраженный конунгом белыш приподнялся, встал на колени и завизжал:
— Уухай! Тенгри-отомри!
Потом отшвырнул саблю и что-то закричал, простирая руки к небу.
— Чего это он? — удивленно спросил Ласкавый.
— Радуется, — объяснил Кирдык.
Язык, на котором говорил ошеломленный, несколько отличался от классического орковского, но все же он был достаточно похож, чтобы я могла разобрать:
— Я больше не сплю! Я вижу степь! Я вижу юрты! Я вижу белышей! Хвала тебе, великий дух Тенгри-отомри! Хвала тебе, славный воин!
— Ауди! — крикнула я. — Продолжай в том же духе! Удар по кумполу лишает колдовство силы. Сейчас мы поможем!
И я направила недовольного Тефтеля на кочевников, продолжавших полосовать пространство. Кирдык и Ласкавый последовали моему примеру и принялись хлестать белышей саблями плашмя. После коротких колебаний то же принялся делать и граф, орудуя древком копья с фамильным Трикотином.
Тут главное было — не переусердствовать. Особенно это касалось Ауди, увлеченно тюкающего вокруг себя. Но, видно, у белышей были крепкие черепа. После каждого удара кочевники вели себя одинаково — на короткий миг полностью теряли сознание, валились с ног, а очнувшись, радовались своему пробуждению. Некоторые, включая первого из проснувшихся, попытались помочь нам, но у них ничего не получалось — они устали и ослабели.
— О воины! — заявил крепкий белыш, ростом повыше прочих, кривоногий, с редкой бородой. — Я — Тарбаган-мэргэн, вождь белышей. Кто ваш вождь?
— Вот он, — Кирдык благоразумно указал на графа Бана.
Тот кивнул и спросил:
— Что здесь случилось? Кирдык перевел его вопрос.
— Злое колдовство обрушилось на наше племя.
— Но кто сотворил с вами такое?
— Заезжий шаман из страны длинноносых, принятый у наших костров.
Ауди к этому моменту закончил бороться с чужим наваждением и отдувался, опираясь на топор. Шланг, убедившись, что ничего страшного не происходит, направил к нам своего коня.
Тарбаган-мэргэн подозвал соплеменников.
— Отпразднуем наше освобождение! Режьте баранов в честь наших гостей! Будет пир! Кумыса не жалеть, и... где кобылицы? Где все кони?
— Может, разбежались, — дипломатично предположил Ласкавый.
— О, нет! Злобный шаман украл их! Шелудивый варан!
— Сын змеи и собаки! — подхватили вразнобой белыши. —Долгоносик недорезанный!