Не будите спящую ведьму

— Всё? — далеко-далеко спросил Иорданец.

Говорить я не могла — из нежелания потерять концентрацию на силе. Еле заметно кивнула. Он решил, что я устала, заторопился к Батису.
Шаг, другой, третий. Он уже почувствовал неладное, но плотность энергии, к которой он подходил, сбивала с толку. И он верил мне… Четвёртый, пятый… Шаги он замедлил, только войдя в концентрат, — когда задел силовой рисунок… Шестой, седьмой шаги по инерции разогнавшегося тела. С последним шагом вошёл в узор извлечения. Я только молча следила, как работает с трудом налаженная система. Матвей замер — напротив его чёрных очков, словно веер, медленно раскрывался в остаточном рисунке обуздания игольчатый. Знай Иорданец, что ему хотят повредить, он бы сумел воспротивиться. Но сейчас он полностью подчинялся, руководимый видимыми ему энергопотоками.
Посыл силового концентрата — и далее по обкатанному сценарию: взрыв, дымовое облачко. Я действовала машинально, абсолютно отключившись от реального мира и свободно ориентируясь в энергетической метели…
Но работа с энергиями не всегда проходит бесследно.
Медленно возвращаясь к нормальному зрению, я видела всё: освобождённый Иорданец швырнул на землю очки с треснувшим пластиком, бросился к сыну; буквально прыгая мимо меня, он коротко глянул — и я кивнула ярко-зелёным, хрустального перелива глазам; лейтенант сидел в ступоре (всё ещё переживал увиденное и прочувствованное Батисом); он даже не дрогнул, когда подскочивший Матвей подхватил ничего не понимающего сына, сдёрнул с него очки и обнял его; Дирк решительно направился к Тайгеру — кажется, бывший охранник проворчал, что ему не нравится интересный, зеленоватого оттенок лейтенантского лица; куда-то из моего поля зрения исчез Ник… Исчез, когда мне вдруг резко стало плохо.
Плохо… Безликое слово, когда тебя трясёт, словно в эпилептическом припадке. Только пены изо рта не хватает… Бортики бассейна отдалились и вообще стали странно отдалёнными от законченного интерьера перед глазами.
Внезапно я прижимаюсь к кому-то. Меня обнимают, гладят по голове, как маленькую, и шепчут:

— Тихо-тихо… Сейчас я тебя разгружу — и всё будет хорошо…