Не было бы счастья

— А о жене я все равно спрошу.

— Не надо бы. Нездоровое любопытство никогда не приветствовалось.

— Спрошу хотя бы для того, чтобы услышать эту запутанную историю от него, а не от его недоброжелателей. В то, что у него нет врагов, я не поверю, а с недомолвками я не уживусь. Только дождусь подходящего момента. Ты же знаешь мою натуру. Здорово мы поговорили. Начали с секса, а закончили криминалом.

— Не преувеличивай, милая, боюсь, мои слова ты неверно истолкуешь. В этом не будет ничего удивительного, ведь за последние годы мы отдалились друг от друга, дочка. Я разговариваю с тобой, боясь сказать что-то лишнее или не понравившееся тебе. Ты так рано начала сама, без наших советов обустраивать свою жизнь, что мы порой чувствуем себя не у дел. У тебя появились новые привычки, мужчина. Ты долго была и близкой и недосягаемой одновременно. Мы с отцом все эти годы чувствовали себя настолько одинокими, что даже слова сейчас не подберу. Обиды нет, пойми, есть пустота, заполненная воспоминаниями, а мы хотим наполненности будущего. Мы мечтаем о внуках, чтобы, заботясь о них, отодвигать наступающую старость.

— Господи, неужели ты говоришь о нас? Это все из-за меня. Я глупо вела себя, но думала, что поступаю правильно. Знаешь, сначала взрослая жизнь казалась прекрасной. Я ощущала себя ее хозяйкой, а потом почувствовала, что давно сижу на поводке, очень длинном, и никого не волнует, не давит ли мне ошейник. Иногда хотелось посмотреть, нет ли следа на шее. Мне было стыдно за ту жизнь, которую я вела. Теперь все изменится.

— Надеюсь, скоро мы станем близки, как прежде.

— Мы и сейчас близки как никогда, ты чувствуешь, мам? — Лита подняла на мать полные нежности глаза. Целуя дочку в щеку, Кира Сергеевна крепко прижала к груди ищущее тепла и поддержки родное существо. — Мама, дорогая, я люблю тебя.

В кухню зашел Владимир Петрович. Лита мягко освободилась от объятий матери и подошла к отцу. Он казался таким одиноким, потерянным с пакетом, полным всяких вкусностей. Поставив покупки на пол, Богданов оперся о стену. Он почувствовал, что пришел рановато, лишний он в этой сентиментальной компании.

— Пап, ну что у тебя за вид такой! Я ведь замуж собралась, а не делать себе харакири.

— Иногда замужество становится чем-то вроде медленного самоубийства.

— Ты только послушай, о чем он говорит! — Кира Сергеевна всплеснула руками. Подошла к мужу поближе и, прищурившись, внимательно посмотрела в его голубые глаза. — Никогда не замечала за тобой склонности к беспочвенным выводам, Володя. Если что-то скрываешь, немедленно признавайся! Как в церкви перед венчанием спрашивают о причинах невозможности заключения брака. Говори, пока не поздно.

— Ничего у меня нет, кроме ощущения, что от меня отрезают кусок тела.

— Папочка, это обычная реакция эгоиста-родителя. Думал, что твоя девочка всю жизнь будет рядом, а тут является какой-то мужчина и начинает править бал, — Лита, улыбаясь, обняла отца за плечи. Небесная синь их глаз встретилась. — Не надо так.

— Еще не явился, во-первых, а во-вторых, мне кажется, ты из одной крайности бросаешься в другую. Я не прав?

— Надеюсь, — Лита начала нервничать. Причитания родителей были ей сейчас ни к чему.

— Наверное, так всегда, когда хочешь, как лучше, — вздохнул Владимир Петрович.

— Что ты имеешь в виду? — Кира Сергеевна вновь недоумевала. Она выгружала покупки и раскладывала их по местам. Высказывания мужа, полные намеков, ей не нравились.

— Ничего. Ладно, время идет. Давайте лепить пельмени.

— А потом я займусь десертом, — сказала Аэлита.

На приготовление фирменного блюда ушло часа два. Лита с отцом мастерски, наперегонки то и дело устилали стол забавными крошечными пельмешками. Кира Сергеевна аккуратно складывала их в морозильную камеру.

— Сколько их получилось примерно? — поинтересовался Владимир Петрович, когда его терпению настал конец. Оставался последний кусок теста и немного фарша.

— Больше пятисот, я думаю, — оценив взглядом проделанную работу, ответила Кира Сергеевна.

— К нам придет обычный человек, а не Пантагрюэль, — засмеялась Лита. — Еще салаты из кальмаров, овощей и эклеры на десерт.

— Вот их пусть и не ест, а мои пельмени обязан, — смахивая муку с лица, сказал Богданов.

— Мне это нравится: мои! — возмутилась Лита.

— Именно мои. Я вложил в них душу, а вы — подмастерье, хотя и талантливые, перспективные. В любом случае я благодарен вам за оказанное содействие.

Женщины рассмеялись, обстановка вновь разрядилась. Все успокоились и, занимаясь каждый своим делом, старались не думать о важности воскресного вечера.

Мартов подготовился к знакомству с родителями Литы на все «сто». Хотя, наверное, любая шкала оценки не могла по достоинству оценить его старания. Если учесть положение, возраст, характер, то Георгий, по меркам окружения, как минимум сошел с ума. Но он давно приучил себя не реагировать на мнение друзей и знакомых, когда дело касалось чего-то особенно важного. Он слишком волновался. Даже в молодости не было ничего подобного.