Не было бы счастья

Однако история с Борзовой значила для него больше, чем он хотел показать. Когда он сказал Мартову, что однолюб, то вовсе не преувеличивал. Через два месяца, сразу после первой сессии, которую Доценко сдал на «отлично», прошел слух, что он перевелся на экономический факультет политехнического института. Мартов и вся группа узнали об этом только с началом нового семестра. Георгий был ошарашен.

— Жалко, Степка был такой компанейский, — пропела своим сахарным голоском Борзова. — Мне будет его не хватать.

Мартов удивленно поднял брови:

— Да что ты говоришь?

— То, что думаю. И странно, что ты, его товарищ, вместе с нами узнал о его переводе, а не раньше. Не могу в это поверить.

Ребята сидели в небольшой аудитории, ожидая профессора. Все разговоры стихли, и внимание переключилось на Мартова и его соседку.

— Ничего удивительного. У каждого крыша съезжает по-своему. — Он начал злиться. Хорош Степан. Не вынесла душа поэта. И эта белявочка собирается по нему скучать. Когда был рядом и просил хоть каплю внимания, то был не нужен. Теперь ей будет не хватать его, вот лицемерка.

Вечером Георгий позвонил Доценко домой. Его мать, подняв трубку, поинтересовалась, кто звонит, узнав, резко ответила:

— Попрошу вас, именно вас, больше не звонить, — ее голос срывался, негодование передавалось отчетливо.

— Что за чепуха, тетя Марина? Жорка это, Жорка.

— Я узнала вас, юноша. — То, что с ним говорили на «вы», сбивало с толку. — Повторяю, забудьте наш номер. Я не приглашу к телефону сына.

— Мне все равно нужно с ним поговорить. Не позовете, поеду сам, еще лучше!

— Куда поедешь? — Казалось, она вот-вот заплачет.

— К политеху. Куда же еще?

— В больнице он. В больнице, понимаешь? Он пытался покончить с собой. Только посмей кому-нибудь рассказать! Из-за тебя, твоего каменного сердца. Когда-нибудь ты получишь по заслугам. И конечно, тебя тоже сомнут, использовав, как ты это делаешь с окружающими людьми. Тебе тоже нанесут удар тогда, когда твое сердце будет готово любить по-настоящему. Господи, прости мне эти слова! Оставь нас в покое. Нам не о чем говорить. — В трубке послышались гудки. Мартов остолбенело продолжал держать ее возле уха. Монотонность звука притупляла впечатление от услышанного.

Неужели можно вот так сходить с ума от неразделенной любви? Стоит ли женщина того, чтобы, не получив ее, расстаться с жизнью. Георгий наконец отошел от телефона. Настроение испортилось. Он почувствовал, что Доценко гораздо счастливее его даже в этой ситуации. Пройдет время, и Степка полюбит другую, так же беззаветно, преданно. А ему, Мартову, пока не приходилось испытывать ничего подобного. Напротив, его собственная мораль исходила из того, что к женщине можно как максимум относиться снисходительно. Его сердце всегда стучит ровно. Он контролирует себя без особого труда. Наслаждение — видеть, как жеманные матрешки на каблучках, в сережках пускают в ход свое очарование. Он раздаривает авансы всем, не подпуская к себе никого. Только Борзова — исключение. На нее сделана важная ставка. Главное, не переусердствовать, не переиграть. Степа, Степа, что же ты в ней такого нашел, что без нее жизнь не мила? Хорошо бы она также влюбилась, и, конечно, не в кого-нибудь, а в Георгия Мартова. Из памяти постепенно ушел срывающийся на плач голос тети Марины. Словно нажав кнопку «escape», юноша стер все ненужное. Он не размазня. Он — реалист. Шаг за шагом, продвигаясь к цели, Мартов не мучился угрызениями совести. Странно, что судьба была к нему благосклонна. Цель его намерений прозрачна, и ее приближение становится все очевиднее.

Три месяца ушло на накидывание поводка на шею доверчивой девушки. Еще через месяц баба Люба готова была каждый день встречать его с пирогами, ватрушками, пирожными, которые Мартов обожал. Несколько раз, когда становилось уже очень поздно, а гость все еще о чем-то разговаривал с внучкой, баба Люба предлагала ему остаться на ночь.

— Оставайся, Жорочка, завтра воскресенье, занятий нет. Квартира у нас просторная. Постелю тебе в кабинете Сергея Сергеевича. Оставайся. Утром твои любимые расстегаи с рыбой сделаю.

Такие сцены разыгрывались не один раз. Света при этом мило, загадочно улыбалась и поддакивала бабушке.

— За окном морозище, метет. Оставайся. Позвони домой, — баба Люба потрепала жесткие волосы Георгия. — В кого ж у тебя такая шевелюра? Воронье крыло, залюбуешься.

— В отца, — коротко ответил Жора.

— Поди, смотрит на тебя, а видит себя в молодости.

— Не видит, бабушка, его уже больше пяти лет как не стало.

— Прости, милый. Земля ему пухом.

— Спасибо… Ладно, уговорили вы меня. Остаюсь на широком кожаном диване Сергея Сергеевича. Возьму томик Тютчева и понаслаждаюсь.

— Библиотека у отца знатная, — вмешалась Светлана, пытаясь перевести разговор с ночевки Георгия на другую тему. У нее подкашивались коленки от одной мысли, что он будет спать так близко. Воображение рисовало одну эротическую картинку за другой. Благо, книг она прочитала об этом немало плюс фантазия влюбленной.