Не было бы счастья

- Не знаю! - закрестился Лев Бенедиктович совсем, как домоправительница. - Я письмо через Глашу передал нераспечатанным. Это она мне потом сказала, что Бурцев от Лизы отказался.

- Когда вы познакомились с Бурцевым?

- Прошлой весной в Бадене. Я сопровождал Эмму Францевну в качестве телохранителя.

- Где закопали труп Климовой?

- В орешнике, напротив большого камня, у речки.

- Так, вернемся к нашим баранам. Как долго вы сидели в шкафу?

- Уже сутки. Эмма Францевна позвонила вчера утром и просила срочно приехать. Я приехал. Она посадила меня в этот шкаф и велела сторожить компьютер, чтобы никто к нему не подходил.

- Расскажите, что вы видели ночью.

- В двадцать два пятьдесят Эмма Францевна вошла в будуар. Что-то писала, сидя у бюро. В двадцать три пятнадцать вышла. Почти сразу послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал. Звукоизоляция в доме хорошая. Вот как раньше строили!.. В двадцать три тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то в это время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна… А что случилось с Эммой Францевной?

- При необходимости вам сообщат.

Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.

- Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, вы по личной инициативе сидели в шкафу? - осмелилась спросить я.

Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления - валяющимся на хозяйской кровати.

- Что просила Ариадна у Эммы Францевны?

- Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в ваших руках, - давил Федор на щуплого филера.

- Она просила продать ей какие-то фермуары, - нехотя выдавил он из себя.

- Фермуары - это как-то связано с мемуарами? - удивился Федор.

- Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.

- Галицкий, какие еще задания вы выполняли для Эммы Францевны?

- Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.

- За кем?

- За кем скажет, за тем и следил.

- Поконкретней, пожалуйста.

- Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.

- Что за люди?

- Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир… всех и не упомнишь.

- Какие сведения о них вы добывали?

- Распорядок дня, круг общения, привычки…

- Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?

Галицкий красноречиво пожал плечами.

- Так. И что же мне теперь с вами делать?

- Домой отпустить.

- Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю вам два часа поспать. Потом напишите мне подробно имена и адреса фигурантов, бывших в разработке. Укажите все, на ваш взгляд, важное по этому вопросу. А также опишите другие задания, которые вам приходилось выполнять по просьбе Эммы Францевны. Все, свободны.

Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.

- Уж, не из разведки ли вы будете, Федор Федорович? - подобострастно вытянул он шею.

- Нет, и не ломайте себе голову. Ступайте, - вельможно взмахнул он рукой.

Мы остались вдвоем, не считая Гоши, который уютно дремал в широком кресле среди вышитых подушек.

- Полина, ты не знаешь, где находится сейф?

- Ты что, собрался вскрывать сейф? Как тебе не стыдно! Прах Эммы Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!

- Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что тут за тайны такие.

- Насчет Лизы ты уже все выяснил. А остальное тебя не касается. Все тайны Эммы Францевны умерли вместе с ней, и ты в это дело больше не вмешивайся!

В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.

Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка: ох, не прост наш Федор Федорович. Для филолога, изучающего матерные частушки, он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!

До темноты я просидела за закрытой дверью. И что самое обидное, никто меня и не хватился.

Вечером я проголодалась и осмелилась покинуть свою обитель. Всех домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.

Ариадна, отец Митрофаний, Влад и Федор сидели за овальным столом и смотрели на Аркадия Борисовича, который с аппетитом поглощал янтарную уху. Пустовал стул между Владом и Федором, и мне пришлось устроиться на нем. Глаша налила мне тарелку ухи, остальные уже поели. Федор, как ни в чем не бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.

Аркадий Борисович доел последнюю корочку, промокнул губы, лоб и щеки салфеткой и блаженно прикрыл глаза. Все молчали.