Не бывает прошедшего времени

ПАМЯТЬ.

«Наша задача не в том, чтобы германизировать Восток… а в том, чтобы добиться того, чтобы на Востоке жили (после войны) только люди немецкой крови».

«Войну с Россией нельзя вести по-рыцарски. Это борьба идеологий и различных рас, и ее нужно вести с беспрецедентной, безжалостной и неукротимой жестокостью. Все офицеры должны отказаться от устаревших взглядов… Германские солдаты, виновные в нарушении международного права, не будут наказываться».

Из обращения Гитлера к войскам СС от 20 августа 1942 года.

ПАМЯТЬ.

…На руинах своих убежищ
На рухнувших маяках
На стенах печали своей
Имя твое пишу

На безнадежной разлуке
На одиночестве голом
На ступенях лестницы смерти
Имя твое пишу

На обретенном здоровье
На опасности преодоленной
На безоглядной надежде
Имя твое пишу

И властью единого слова
Я заново жить начинаю
Я рожден чтобы встретить тебя
Чтобы имя твое назвать

Свобода

Поль Элюар, 1942 год

12

Париж как Париж. «Русское аудио» так «Русское аудио». Ожидал я Виктора и дождался. Вошли в кафе. Аккордеонист как раз собрался играть.

А кафе оказалось странным, я еще не видел таких.

Никто ни с кем не здоровался. Никто не разговаривал ни с кем. С первого взгляда было заметно, как медленно люди разворачивают пакетики с тремя кусочками сахара в каждом, разглядывают кофейные чашечки, медленно достают сигаретные пачки, неспешно выбивают из них сигареты и так же не спеша закуривают. Здесь, в доме номер 16 по улице Пондери, никто никуда не спешил. Кроме кофе, пива и других радостей, обещанных баром, в кафе предлагались напрокат кассеты с магнитофонными записями. Собственно, дело было в гнезде для наушников, пристроенном к каждому столу. Ты отдавал бармену выбранную кассету, брал у него наушники, и с пульта эту кассету запускали для тебя лично. От этого одинокие посетители у столиков выглядели странно: те, кто прижимал наушники к ушам, подергивались, но каждый в своем ритме.

— Забавно? — подмигнул Виктор и, не ожидая ответа, сам оценил увиденное. — Очень забавно!

— Ты впервые здесь? — Я указал Виктору на людей, подрыгивающихся у столиков.

— Нет. Но раньше я приходил сюда один. Это заведение для одиноких, сюда, как правило, компаниями не ходят, да и что за компания у эмигранта? Так, стайка… Собьются на вечерок, похлопают по спинам друг друга — и по норам.

К нам подошел человек в джинсовом пиджаке и косоворотке, в картузе с большим бумажным цветком, пришпиленным справа у козырька. Функцию брюк у него выполняла некая хитрая подробность костюма, полное имя которой мне неведомо, — этакие штанишки, застегивающиеся под коленками, нечто среднее между одеждой оперного пажа и шароварами султана, правителя лилипутов. Официант, одетый таким образом, предложил нам наушники. Когда мы отказались, он подал меню и принял заказ на два кофе и двойную порцию ликера «Куантро» со льдом, для Виктора. Виктор поинтересовался у официанта: что это надето на нем, вправду ли русский национальный костюм? Тот ответил, что понятия не имеет, лучше про такое спросить у других официантов, тут в другую смену есть русские, украинец и поляк. Он же учится, а здесь прирабатывает и относится к своему костюму как к спецодежде. Он зарабатывал и по-другому — раздеваясь, позируя учащимся в художественной школе; тоже неплохо, но тамошние гомосексуалисты настроение портили. Никаких языков, кроме французского, официант не знал и не желал знать; после университета он будет агрономом, а с помидорами можно общаться молча.

Мы засмеялись, и официант ушел, на ходу передав бармену наш заказ.

Несмотря на все наушники да костюмы, в «Русском аудио» не было тайны, не было биографии, не было какой-то приметинки для добрых людей. По крайней мере не ощущалось ничего такого. Даже когда — вопреки традиции — вошла шумная компания и принялась сдвигать столики напротив нас, чувствовалось, что компания случайна, не из завсегдатаев и веселятся они, как веселились бы где угодно, просто настроение у ребят хорошее.