Не бывает прошедшего времени

Ритм, вернее много ритмов, в кафе продолжали творить люди, рассевшиеся поодиночке, дрыгающиеся каждый в собственном стиле. Хоть на вывеске было слово «Русское…», не было у посетителей обычного для подвыпивших славян желания пообщаться, излить душу первому встречному и выплакаться на ближайшем плече.

Должно быть, не все здесь были из ностальгических эмигрантов. Еще ожидая Виктора, я посмотрел сквозь разрисованную витрину и сразу же ощутил дисциплинирующую атмосферу чужестранного заведения, где продают выпивку, но клиенты пьют сдержанно и исключительно на свои.

Но вот напротив нас с Виктором (мы молчали, ожидая заказанное) шевельнулся один из слушателей, снял наушники, повел ногой, внимательно поглядел на компанию, сдвигающую столики, и снова надел наушники, вслушиваясь в персональную музыку. И, возможно, потому, как он возвел очи, выражение лица стало таким, будто услышал он в лесу птичье пение и страшно ему вспугнуть стаю. Человек постукивал стаканчиком по столу в ритме, ведомом ему одному. Затем он опять снял наушники, так как хохот компании, веселившейся от души, достигал его сквозь все заглушки.

— Как вы считаете, — спросил мужчина по-русски, напомнив мне о том, что все-таки подвыпившие славяне — самая контактная часть человечества, — вон та дамочка у входа, она ожидает кого-нибудь или хочет познакомиться?

Не удивившись, что человек, снявший наушники, избрал собеседником именно меня, не удивляясь, что вопрос был задан по-русски, я взглянул на даму. Было ей несколько за сорок, и шансов на знакомство с кем-то элегантным и трепетным у нее было маловато. О чем я и сообщил.

— Считаете, ей здесь нравится? — настойчиво спросил мужчина, постукивая стаканчиком.

— А черт разберет, что здесь кому нравится, — искренне ответил я.

Виктор молчал, поглядывая то на меня, то на человека без наушников, то на ревущую у сдвинутых столиков компанию. Бармен подошел к крайнему за сдвинутыми столиками и что-то сказал ему на ухо — компания чуть поутихла, хотя ясно было, что это ненадолго: стол уже покрылся графинчиками с красным вином…

— Этот бармен, — сказал человек без наушников, — похож на «большого брата» из оруэлловского романа «1984». Помните, там есть «большой брат», которому посвящаются регулярные двухминутные излияния по телевидению. «Большой брат» определяет, что слушать и что смотреть, что делать…

— Там еще есть оппонент «большого брата», — вмешался я, — которого полагается проклинать, потому что иначе «большой брат» накажет. С надлежащей ли старательностью проклинаете вы того дьявола?

— Кого, кого? — всполошился мужчина, — Мы здесь, пожалуй, немного ругани слышим — так, чтоб из года в год да в один адрес. Разве что русских коммунистов ругают не переставая.

— Я же и спрашиваю, старательно ли поносите дьявола, выигравшего войну у фашистов, научившего людей, живших в темноте и в бедности, читать и писать, давшего всем жилье и работу.

— Вы случайно не коммунист? — удивленно переспросил мужчина.

— Коммунист, — сказал я, — самый настоящий.

— Глупые шуточки! — буркнул человек и надел наушники. Компания за сдвинутыми столами притихла.

— Войны не будет. Войны не было никогда! — сказал Виктор и позвякал льдинками в стаканчике с желтоватым «Куантро». — Да здравствует мир!

— Война была, — ответил я, — а мир в Европе держится, потому что войну выиграли мы.

Человек в наушниках демонстративно отвернулся от нас, уставившись в сторону бара.

— Вспоминаешь бандуриста? — поднял я чашечку с кофе и взглянул на Виктора, — Ну, того, которому эсэсовцы разбили бандуру?

— Нет, война окончена! Нет, не помню!

— Здесь у каждого свои наушники, — сказал вдруг мужчина, который только что сидел, отвернувшись от нас. — Вот вы шутите, пугаете меня…

— А вы боитесь коммунистов? — спросил я. Мужчина снова надвинул наушники на лохматую, очень немолодую свою прическу и вслушался. Он постукивал стаканчиком в ритме личной музыки, а по стуку можно было понять, что кафе здесь недорогое, так как столы в нем не деревянные, а пластиковые.

Бармен что-то выкрикнул в зал и клацнул клавишем на пульте. Люди, в том числе и сосед наш, начали стягивать наушники, оглядываясь. Лишь компания за сдвинутыми столиками жила независимо от кассетной забавы и развеселилась еще больше, уже и каблуками постукивали по полу.

— Почему бы вам не поговорить со мной? — снова повернулся к нам человек, чьи наушники смолкли. — Вот вы не желаете со мной общаться, а зачем же тогда вы в «Русском аудио»? Сюда ходят спасаться от тишины. Вот я кофе взял, выпил, музыку послушал — и все за шесть франков. Что такое шесть франков? Чашечка кофе или номер здешней русской газеты…

— «Русская мысль»? — перебил его Виктор.

— Да.

— Так подотрись ею! — Виктор опьянел от ликера и становился все агрессивнее.