Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

У них всё рушится к чёртовой матери, и один из доводов я приведу: украинских националистов всех изгнали из европейского правого интернационала потому, что это единственные белые “правые”, которые готовы сотрудничать с мусульманами против русских.

Поэтому здесь всё предопределено.

Это только начало и путь к финалу неблизкий.

Украина живёт в зазеркалье. У неё отдельная история мира. Вы за неё не переживайте, она сама себя грохнет, а вот нам надо спастись».

Пургин – это прямое свидетельство того, что всё, чем здесь занимались девяностые и «нулевые» Дугин, Проханов, Лимонов, – это всерьёз.

Всё это «евразийство», вся эта «Другая Россия», весь этот синтез «правого» и «левого».

У нас многие думали, что всё это – позапрошлый век, что это забавы городских сумасшедших и политических маргиналов. А потом вдруг выяснилось, что всё это работает и неожиданно оживает с такой силой, что не только отдельная Украина заваливается набок – но всё человечество начинает резонировать.

* * *

Журналистка Ксения Собчак интересуется в Твиттере: «Кто же устраивает этот адский военный туризм Кобзону, Скляру и актёру Пореченкову?»

Я так понимаю, вопрос заключается в том: есть ли длинная рука Кремля за всеми этими историями.

За всех не скажу (хотя подозреваю, что и в случае Кобзона и Пореченкова – это личная инициатива) – а вот Скляр приехал сюда следующим образом.

Мы с ним встретились в Москве, практически случайно.

Я говорю:

– Саш, я еду в Луганск, везу гуманитарку, поедешь выступить?

Он тут же:

– Да!

Вот так делается «адский военный туризм».

Я заехал в Луганск, осмотрелся, потом вернулся и встретил Скляра – перевёз через границу и привёз в Луганск, где он отыграл пять концертов за два дня.

Если какие-то известные исполнители хотят «адского военного туризма» – могу устроить.

…В Луганске общаюсь с одним специалистом.

Он говорит:

– Ты что, на своей машине приехал?

Я говорю:

– Ну да, а на чьей же.

– Ну ты же договорился «там»? – и показывает пальцем вверх. – Тебя же кто-то прикрывает.

– Да нет, никто не прикрывает. Взял и заехал. На своей удобней – ни от кого не зависишь – еду куда хочу.

Он смотрит на меня и пытается понять: отморозок я или разыгрываю его.

Решил, что разыгрываю.

Он засмеялся, хлопнул меня по плечу:

– Ладно, ладно, понял я всё.

* * *

Автоинспекции здесь нет совсем на дорогах.

Очень удобно. На блокпостах стоят приветливые ребята, которые просто проверяют документы. Никаких особых пропусков не надо.

На днях российские журналисты в Донецке проехали наш блокпост и оказались на следующем блокпосту – уже украинском. Их отпустили обратно. Нехотя, но отпустили. Мы тоже вчера чуть так не выехали в ту сторону. Не уверен, что нас бы отпустили – у меня в машине сидели два ополченца.

* * *

Недавно праздновали двухсотлетний юбилей Лермонтова – я ещё в Чечне, в девяностые, заметил, что русские поэты перестали ездить на войну, традиция Лермонтова, Гумилёва, Тихонова и Симонова словно бы прервалась.

Молодая русская поэзия свелась к частному лирическому высказыванию («я поранил палец, видите – болит»). Представить поэта, который напишет «Полтаву», «Двенадцать», «Пугачёва» или «Хорошо», – невозможно. Поэт утратил длинное дыхание, его дыхалки – только до курилки дойти хватает.

Люди не помнят современных стихов не потому, что стихи стали плохими (много прекрасных стихов пишется, очень много), – а потому, что эти стихи, в целом, мало кого касаются, кроме самого сочинителя.

Молодые поэты всё реже мыслят масштабами державными, национальными, имперскими – хотя ещё Бродский продолжал эту традицию – в том числе через Ахматову и Цватаеву, Пастернака и Мандельштама.

По сути, то, что наблюдалось в Чечне (отсутствие поэтов и поэтических рефлексий по поводу этой трагедии), – наблюдается и в Новороссии. Сложно представить младого поэта, который туда доберётся. Современные российские поэты нового поколения всё больше стремятся в Киев.

Зато Новороссия может дать нам нового поэта.

* * *

В середине ноября Порошенко объявил о желании мира. Он не желает, чтоб кто-нибудь кое-где у нас порой разжигал третью мировую. Кого же он имеет в виду?

На первый взгляд, может показаться, что Порошенко понадобилось немногим меньше полугода, чтоб дойти до мысли о мире.

На самом деле ему понадобилась всего неделя. Последняя неделя.

В конце октября украинцы, понукаемые своими советниками из-за кордона, решили устроить блицкриг. Решить проблему сепаратизма раз и навсегда.

Это в любом случае было безумием. По самым внешним прикидкам, в Донецке стоит до десяти тысяч ополченцев – большинство обстрелянные ребята с безупречным боевым опытом, и в Луганске ещё тысяч пять.

Там из каждого дома и в Донецке, и в Луганске можно устроить сталинградский дом Павлова – а украинские подразделения это, как ни крути, не Красная армия под Сталинградом.

Но советники… советники настоятельно советовали Порошенко устроить ад и фейерверк.

Кряхтя и всё проклиная, Порошенко дал приказ частям собраться в указанном месте, расставить свои гаубицы и развернуть знамёна.