Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Пока санкции вводили против России – никто из них не подавал голос. Они искренне считали любые санкции против России – нормой. Если б Норвегия лишила нас своего лосося – они бы аплодировали. Если бы нас лишили всего молока разом – они бы сказали, что это мы виноваты сами. (Как Куба была виновата в том, что её цивилизованные страны совместно морили голодом). Никто бы не сказал: это цивилизованный мир озверел и рехнулся.

А малейшая ответная реакция России вызвала вопль. Вооооопппппппль.

Они нам пели, плясали, развлекали нас, играли для нас в кино и на сцене, продюсировали всё подряд, мы привыкли думать, что мы с ними одной крови. Мы их любили. А они оказались мутанты. Всё-таки я никак не могу привыкнуть к этому удивительному открытию.

Не люди, а норвежская лососина. Может, их так и называть – «лососина»?

* * *

С некоторым даже сожалением я думаю о том, что пресловутая интеллектуальная состоятельность либеральной общественности оказалась глубоко мнимой. Там есть умные и очень умные люди, но в целом прогрессивный народ выглядит шумно и нелепо. Способность их к критическому восприятию заменяет им собственно критическое мышление. Они невероятно податливы на любую глупость, они просто слабонервны.

Со стороны это напоминает каких-то, право слово, обезьян у Киплинга.

Появляется одна новость, и тут же они, со своих веток, наперебой орут:

– Они уморят нас голодом!

– Они уморят!

– Мы не будем есть!

– Мы больше никогда не увидим сыра!

– Весь лес передохнет с голоду!

– Глупые лесные жители, вы ещё пожалеете!

– Вы просто дебилы, лестные жители!

– Верните нам нашу осетринку!

– Вандалы, тираны, негодяи, мы презираем вас!

Потом проходит день, и, если не обращать внимания на эти крики, они сами успокаиваются, завтракают своей осетринкой, заедают сыром, и ждут, когда сорока принесёт им очередную новость.

Возбуждаются они мгновенно, потому что всегда ждут этого момента и приближают его. Возбуждение – это их нормальное состояние. Если нет причин для возбуждения, они блекнут и печально постят фотографии из Италии, Греции и с Елисейских Полей. Всякий раз может возникнуть ложное ощущение, что они успокоились и отпустили от себя эту грязную Россию с её иванушками-дурачками.

Не тут-то было.

Дайте им повод. Они непременно споют.

(Нет повода – тоже повод.)

* * *

Запад ввёл очередные санкции. Теперь каких-то там депутатов ГД не пустят за границу.

Гарант остроумно сказал, что и хорошо – депутатам надо больше общаться с избирателями.

Думаю, что самые оригинальные санкции, которые Запад мог придумать, – это санкции против отдельных представителей прогрессивной общественности. С формулировкой «Плохая работа по продвижению демократических и либеральных ценностей».

Просыпаются утром прогрессивные деятели, читают сводки и радуются: какой-то там очередной Железняк, Петров, Иванов, Сидоров, русский националист Шойгу и писатель Лукьяненко в придачу не могут попасть на территорию всеблагого Евросоюза.

И вдруг – бам! – следующим абзацем: за неудовлетворительную работу в сфере демократизации России права на въезд лишены Борис Ефимович Немцов, Михаил Борисович Ходорковский и примкнувший к ним экономист Илларионов.

Гражданин Чхартишвили подходит к паспортному контролю, подаёт паспорт, перетаптываясь от нетерпения, а ему говорят: Эксьюз ми. Стоп. Нихт. Шнеля. Домой, товарищ. Русский писатель должен быть со своим народом. Где твой народ, к несчастью, был. Верней, есть.

Там, по европам, ещё много комментаторов нашей имперской косности бродят. Грузите бочками всех, гибнем без их вещего слова.

Одного невротика поймали в Праге, другого в немецкой гостинице, третьего в Лондоне – и, в качестве топлива для грядущей революции, в пломбированном вагоне – в РФ. Ура, ура, ждём вас на перроне, на причале, на взлётном поле. В трудную минуту вы должны быть с нами.

Запад, больше санкций. Эти люди не хотят строить нам демократию. Предали наши с вами идеалы. Верните их нам.

* * *

Поначалу это было даже забавным. Видишь – пишет твой хороший знакомый, движим он вроде бы хорошими побуждениями, но выходит у него какая-то ерунда. Думаешь: вот поправлю его, дружески, он всплеснёт руками в ответ и скажет: «Боже ж ты мой, как я не догадался! Видно, бес попутал».

Но это давно уже перестало быть забавным. Читаешь и думаешь: где я? Кто это? Что вообще такое происходит?

Вот один мой товарищ говорит о том, что в случае Украины нельзя уже быть над схваткой, надо принимать какую-то сторону. Читаю и думаю: какую ж сторону он решил принять, что ж на него так подействовало.

Оказывается, видел он два парада, один в Киеве, а другой в Донецке – где пленных провели по городу. И какие он выводы делает? По поводу парада в Киеве и нездоровых ассоциаций этого парада с московским парадом 1941-го, по его мнению, ещё «можно спорить», а вот пленные в Донецке – это, как он понимает, подло, отвратительно и мерзостно.