Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Всем убеждённым в том, что Россию, которую мы наблюдаем сегодня, непременно уничтожат тем или иным способом, раз «весь мир против неё», – нужно задуматься, отчего же до сих пор не уничтожены Северная Корея или Куба.

Россию можно уничтожить только в том случае, если она в очередной раз покончит жизнь самоубийством. Но после 1991 года прошло слишком мало лет, чтоб это повторилось в ближайшей перспективе.

* * *

Русские не могут вывести пятьсот тысяч на протестный митинг. Зато русские (в самом широком смысле – русские) могут выставить тысячи и тысячи ополченцев на войну.

Европейские народы могут отстаивать свои права – и выводить миллион на митинг. Русские не отстаивают свои права. Уличная активность – не по их части. По их части «дубина народной войны…».

Кому-то нравится принадлежать к народу, который в огромном количестве выходит решать конкретные проблемы профсоюзов. Кому-то нравится принадлежать к народу, который высылает десятки тысяч гонцов – и они стремительно срываются за тридевять земель (или в соседнюю область, по недоразумению ставшую другой страной) за самой главной правдой.

* * *

Есть один хороший мужик в парламенте Новороссии, отец украинец, мать сибирячка, – мы с ним дельно пообщались в прошлый заезд в Донецк.

Он рассказывал, как хорошо выучил украинский в советское время: достать Жюля Верна или Дюма на русском было проблемой, а на украинский переводили сразу – и спросом это пользовалось очень малым: вся страна читала на русском.

А ребёнку хочется всё это прочесть без отлагательств – вот он и постигал библиотеку приключений по-украински.

Говорил (и не он один, много раз слышал такое), что огромное количество слов в украинском языке появилось за последние двадцать лет – его спешно приводили в нормальный вид, заменяя в числе прочего слова, похожие на русские – или, прямо говоря, не похожие, а просто русские. Чтоб язык отличался сильней.

В разговоре он неожиданно, с ностальгией сказал: «А хорошая страна была Украина. Свободы здесь было побольше, чем в России». Я не стал ни спорить, ни соглашаться. Но он не продолжил тему.

Спустя пять минут сказал другое. «Знаешь эту надпись над писсуаром в общественном туалете? “Мужчина, не льстите себе, подойдите ближе”. Вот это надо сегодняшней Украине говорить и повторять: “Украина, не льсти себе, подойди ближе”. Ещё не вырастила себе ничего такого, чтоб с трёх шагов попадать».

* * *

Поэт, соратник Щорса и партизан Дмитрий Петровский пишет:

«Выросши под небом украинской песни, я в первых же стихах Хлебникова угадал земляка (украинца), и потянулся к нему, потому что к этому времени идея интернационализма увлекала меня во всех областях, и проблема взаимообогащения славянских языковых возможностей – и, прежде всего, проблема взаимообогащения славянских языков – меня занимала не только как проблема искусства.

От юношеских моих столкновений с украинскими националистами (гуртов Коцюбинского в Чернигове) – остался неприятный привкус, и позже это оправдалось персональным шовинизмом большинства этих моих врагов-земляков: в будущем они стали по ту сторону баррикады советской власти.

Я видел в языковых работах Хлебникова какой-то путь и развязывание узла будущей культуры социализма».

В общем, примерно такая картина: есть богатое, щедрое, здоровое украинское землячество, и есть мелкозубый, прокисший украинский национализм.

Первое – это взаимообогащение языков, расцвет культур, Гоголь, Хлебников, социализм, украинские футуристы, украинская песня, революция.

Второй – это шовинизм, антирусские пляски, контрреволюция, затхлый мирок этнического противостояния и совершенно смехотворного этнического превосходства – мнимого, позорного и скучного.

Второй вырос из первого, как глист, и теперь жрёт своего родителя, выпучив от напряжения глаза.

* * *

По утрам я напоминаю себе своего дедушку, крестьянина Рязанской губернии Нисифорова Николая Егоровича. Он, умывшись, шёл чистить коровник, я же второпях проглядываю всевозможную почту однообразного содержания («сдохни, мразь!», «я тебя сожру, тварь», «подонок и негодяй, презираю тебя»).

И я думаю вот о чём.

Многим (творческим) людям не достаётся какого-то, прости господи, внимания и успеха вовсе не потому, что Господь их обделил. Но потому, что он бережёт людей. Я знаю музыкантов и поэтов, которые впадают в хандру от одного мелкого критического замечания и начинают по этому поводу презирать человечество, – сложно представить, что они испытывали бы, если б им ежедневно желали погибели десятки людей и всякая мелкая тварь стремилась бы доплюнуть из, как сказал один сочинитель, глубины своей ямы. Не каждая психика такое выдержит.

Господь милостив.

Помогай, Николай Егорович.

* * *