Читаем Не чужая смута. Один день – один год полностью

Соловьёва читаю с детства, в этот раз меня заинтересовал, естественно, тот момент, когда Богдан Хмельницкий умирает, а к царю Алексею Михайловичу являются украинские послы и говорят речь.

Далее цитата, крайне характерная (напрягитесь и вчитайтесь, оно того стоит):

«Егда богодарованную пресветлейшего вашего царского величества державу нынешнему времяны НАД МАЛОРОССИЙСКИМ ПЛЕМЕНЕМ НАШИМ утверждённу <…> привожду себе в память реченное царствующим пророком: от Господа бысть се и есть дивно, воистину соединение малые России и прицепления оноя к Великодержавному пресветлейшего вашего царского величества скипетру, ЯКО ЕСТЕСТВЕННОЙ ВЕТВИ К ПРИЛИЧНОМУ КОРЕНИ. <…> Егда оскудеваши в помощи Малая Россия, тогда Бог подвиже благочестивое вашего царского величества сердце, что от высокого своего престола призрел если на нас и под высокую свою руку воинство наше запорожское щедротне восприяти благословил».

Но Богдан умер, и началась традиционная украинская история.

Соловьёв пишет: «Присоединение к Москве было делом народного большинства, и большинство это не имело никакой причины раскаяться в своём деле. Другой взгляд был у меньшинства, находящегося наверху: для этого меньшинства и особенно для шляхты соединение с шляхетским государством, с Польшею, имело больше прелести <…> но прямо, немедленно объявить себя против Москвы и соединиться с Польшею было нельзя: Польша была слаба, она ещё не оправилась от ударов, нанесённых ей Москвою и Швециею, при том войско и народ были против подданства Польше; надо было хитрить и опереться на какой-нибудь другой союз, действеннее польского, и Выговский (наследник Хмельницкого) обратился к хану Крымскому».

Про Крымского хана тоже есть очень смешной момент. Дело в том, что Алексей Михайлович подписывал свои послания скромно, в обычной нашей скромной традиции: «восточной и западной и северной страны отчичь и дедичь, наследник и обладатель».

Крымский хан писал в ответ: как восток?! как запад?! – у нас что, повсюду одна Россия? – и, далее, цитирую: «Между востоком и западом мало ли великих государств? Так лживо и непристойно писать непригоже».

Обижался, смотри-ка ты. (У него, между прочим, были причины: он лет семь владел Малороссией и тоже как бы претендовал.)

Пригоже, хан. Только так и пригоже.

…Всё это к вопросу по поводу того, что «времена изменились, времена изменились, мы живём в другом мире!» (эти фразы надо произносить высоким, скрипучим голосом, на манер попугая).

Времена – не изменились. Ну, не считая того, что группа поддержки шляхты теперь сидит в лучших московских кафе, и отдельные ребята из числа крымских татар сидят с ними же.

Слова, которые они произносят, между тем, те же самые: см. приведённое выше письмо хана к российскому гаранту, наследнику и обладателю восточной, западной и северной стороны – «Лживо, непристойно! Непристойно, лживо!»

* * *

За последнее время уже несколько раз попадалось в среде прогрессивных деятелей хамское отношение к стихотворению Пушкина «Клеветникам России». Один известный прогрессивный товарищ так и написал по этому поводу: «Позорные стихи».

Напомним, что стихотворение посвящено польскому восстанию 1830 года. Польша тогда входила в состав России (а вошла она туда вместе с Варшавой по той причине, что поляки, как показалось российскому самодержавию, слишком действенно участвовали в походе Наполеона на Россию, за что и поплатились).

Мы к чему. Дело в том, что помимо Пушкина тогда сугубо отрицательно на польское восстание отреагировали также Лермонтов («Опять народные витии»), Боратынский, Чаадаев, Киреевский, Гоголь и даже – декабристы. Михаил Лунин, например, писал: «В варшавском восстании нельзя найти ни признаков, ни свидетельств народного движения. Оно не выдвинуло ни одной органической идеи, никакого общественного интереса…»

То есть, грубо говоря, Лунин писал, что это была революция шляхты, или, как сегодня бы сказали: олигархата, финансовой аристократии.

Идеи, кстати, во время восстания поляки всё-таки выдвигали: например, вернуть Польше Киев.

…В этой старой истории прекрасно всё.

Для начала: поддержка позиции государства декабристами. Тут ассоциация лежит на поверхности: нацболы, у которых более двухсот человек отсидело в тюрьмах и как минимум шесть человек были убиты, – даже по количеству жертв сопоставимы с декабристами. Прогрессивная публика никак не может понять, как же нацболы могут нынче, в связи с украинскими событиями, поддерживать государство. Двести лет прошло, а публика всё не может.

Потом, каков список тех, кто разделял «позорную» пушкинскую позицию! О, это позорные деятели. Улицкая, Рубинштейн и Юрий Шевчук повели бы себя иначе, не столь позорно. Мелковаты тогда были культурные деятели.

Перейти на страницу:

Все книги серии Захар Прилепин. Публицистика

Захар
Захар

Имя писателя Захара Прилепина впервые прозвучало в 2005 году, когда вышел его первый роман «Патологии» о чеченской войне.За эти десять лет он написал ещё несколько романов, каждый из которых становился символом времени и поколения, успел получить главные литературные премии, вёл авторские программы на ТВ и радио и публиковал статьи в газетах с миллионными тиражами, записал несколько пластинок собственных песен (в том числе – совместных с легендами российской рок-сцены), съездил на войну, построил дом, воспитывает четырёх детей.Книга «Захар», выпущенная к его сорокалетию, – не биография, время которой ещё не пришло, но – «литературный портрет»: книги писателя как часть его (и общей) почвы и судьбы; путешествие по литературе героя-Прилепина и сопутствующим ей стихиям – Родине, Семье и Революции.Фотографии, использованные в издании, предоставлены Захаром Прилепиным

Алексей Колобродов , Алексей Юрьевич Колобродов , Настя Суворова

Фантастика / Биографии и Мемуары / Публицистика / Критика / Фантастика: прочее
Истории из лёгкой и мгновенной жизни
Истории из лёгкой и мгновенной жизни

«Эта книжка – по большей части про меня самого.В последние годы сформировался определённый жанр разговора и, более того, конфликта, – его форма: вопросы без ответов. Вопросы в форме утверждения. Например: да кто ты такой? Да что ты можешь знать? Да где ты был? Да что ты видел?Мне порой разные досужие люди задают эти вопросы. Пришло время подробно на них ответить.Кто я такой. Что я знаю. Где я был. Что я видел.Как в той, позабытой уже, детской книжке, которую я читал своим детям.Заодно здесь и о детях тоже. И о прочей родне.О том, как я отношусь к самым важным вещам. И какие вещи считаю самыми важными. И о том, насколько я сам мал – на фоне этих вещей.В итоге книга, которая вроде бы обо мне самом, – на самом деле о чём угодно, кроме меня. О Родине. О революции. О литературе. О том, что причиняет мне боль. О том, что дарует мне радость.В общем, давайте знакомиться. У меня тоже есть вопросы к вам. Я задам их в этой книжке».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное