Читаем Не чужая смута. Один день – один год полностью

е) и, наконец, если представления о подвиге, скажем, А.П.Чехова («будет война – поеду врачом на войну»), не вступали в противоречия с представлениями о подвиге в народе – то нынешние представления о подвиге в среде «интеллигенции» в самом лучшем случае могут вызвать в народе удивление.

Путать либеральных интеллектуалов (и либеральных антиинтеллектуалов) с русским интеллигентом – очень серьёзная и грубая ошибка.

У Татьяны Никитичны Толстой хороший вкус.

Если она подойдёт к зеркалу и серьёзно объявит: «Я – русский интеллигент!» – она первая захохочет в своей замечательной манере. До слёз нахохочется, и потом будет долго приговаривать негромко, смахивая счастливую слезу: «…Ох ты, господи… угораздит же такое сказать… ох…»

Это действительно смешно.

(Теперь по очереди подводите к зеркалу всю либеральную рать и заставляйте их громко произносить эту фразу: «Я – русский интеллигент!» Всякий раз можно хохотать до колик. Удар может хватить от смеха. Даже не будем перечислять эти фамилии, уже смешно.)

* * *

Поэт Лев Рубинштейн говорит: «Ценность русской культуры и мысли – в умении смотреть на себя глазами европейца. На этом строилась вся русская культура и литература, всё лучшее в ней было европейским. В этом смысле утверждать, что Россия не Европа, глупо. Если истреблять европеизм в культуре, уничтожим культуру вообще».

Радикально сформулировано, но в целом есть тут своя правда. Просто можно и наоборот это формулировать. Русский человек смотрел на себя глазами европейца, естественным образом оставаясь русским. Именно поэтому он и создал свою великую культуру, одну из величайших мировых культур. Если истреблять русское в культуре и натянуть европейские глаза на всего русского человека, уничтожим культуру вообще.

Это же элементарная мысль, да? Её просто нужно переворачивать время от времени и любоваться на неё с двух разных сторон, а не с одной.

Нам нужно взирать на себя глазами европейца, ОК. А европеец пусть иногда измеряет себя на русский аршин, хотя бы пытается, ему тоже не помешает.

И всё будет как надо.

Но вот Рубинштейн продолжает дальше: «Мы наблюдаем, что Украина специфично, неровно (вай, вай, как тонко формулируется! «специфично и неровно» – значит: немного постреливая, попрыгивая и устраивая по пути всякие безобразия. – З.П.), но двинулась в сторону Европы. Осознала себя как политическая нация. Россияне не являются политической нацией».

Ну, это же шедеврально, правда? Чтобы осознать себя политической нацией, надо двигаться в сторону Европы. Иначе – вы сброд просто. Не идёте в Европу – нечего вам ловить.

А как же эта Россия существует тысячу лет, со своими монастырями, со своим Рублёвым, Радонежским, Аввакумом, Пушкиным, Серафимом Саровским, Римским-Корсаковым и Репиным? Не как политическая нация? Эти люди что – все на пустом месте выросли?

Территория – есть, история – есть, какие-то смутные победы – есть, а политической нации нет, ах.

…И наше едва сложившееся согласие со Львом Рубинштейном сразу рассыпается во прах. Бах.

Вы можете представить – постараться и представить, намечтать, что, размышляя, Лев Рубинштейн, или кто там, кто угодно, скажет, только скажет, обронит в пылу: …русские смотрят на себя глазами европейца, в этом их сила – но Европе иногда не помешает измерять себя на русский аршин…

Мир бы перевернулся. Мир бы поскакал вскачь.

* * *

Я уважал этого человека, пока он был в тюрьме. Он так красиво и достойно вёл себя, сложно было не уважать.

В своё время я закончил «Школу публичной политики» – его детище. Там была симптоматичная команда (советник Ельцина Георгий Сатаров и прочие ему подобные), но я думал: пока Михаил Борисович Ходорковский сидит в тюрьме и пишет оттуда про «Левый поворот», называет себя «русским националистом» и передаёт приветы Эдуарду Лимонову – ему сложно контролировать, кто здесь занимается его Школой и его активами.

И вот он вышел.

Ну и какой, прости господи, «левый поворот»? Какой «я русский националист»? С кем он собирается всем этим заниматься, с этой своей командой, которую он собрал? «Алик, слышь, Кох – ты будешь у нас за левый поворот отвечать. Умеешь рулить? Рули налево. По национализму главная журналистка Латынина. Юля, ты ведь тоже русский националист?»

Боже ж ты мой. Людей, больше ненавидящих «левые повороты» и «русский национализм», чем его команда, – в природе не существует.

Все эти персонажи, пока он сидел в тюрьме, делали вид, что никаких заявлений про «левый поворот» не было, они их не замечали. Улицкая с ним переписывалась, потом ещё один писатель грузинского происхождения – они и словом не обмолвились по этому поводу. Видимо, все они догадывались, что «Миша вернётся и всё будет по-старому».

Собственно, они были правы.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Захар Прилепин. Публицистика

Захар
Захар

Имя писателя Захара Прилепина впервые прозвучало в 2005 году, когда вышел его первый роман «Патологии» о чеченской войне.За эти десять лет он написал ещё несколько романов, каждый из которых становился символом времени и поколения, успел получить главные литературные премии, вёл авторские программы на ТВ и радио и публиковал статьи в газетах с миллионными тиражами, записал несколько пластинок собственных песен (в том числе – совместных с легендами российской рок-сцены), съездил на войну, построил дом, воспитывает четырёх детей.Книга «Захар», выпущенная к его сорокалетию, – не биография, время которой ещё не пришло, но – «литературный портрет»: книги писателя как часть его (и общей) почвы и судьбы; путешествие по литературе героя-Прилепина и сопутствующим ей стихиям – Родине, Семье и Революции.Фотографии, использованные в издании, предоставлены Захаром Прилепиным

Алексей Колобродов , Алексей Юрьевич Колобродов , Настя Суворова

Фантастика / Биографии и Мемуары / Публицистика / Критика / Фантастика: прочее
Истории из лёгкой и мгновенной жизни
Истории из лёгкой и мгновенной жизни

«Эта книжка – по большей части про меня самого.В последние годы сформировался определённый жанр разговора и, более того, конфликта, – его форма: вопросы без ответов. Вопросы в форме утверждения. Например: да кто ты такой? Да что ты можешь знать? Да где ты был? Да что ты видел?Мне порой разные досужие люди задают эти вопросы. Пришло время подробно на них ответить.Кто я такой. Что я знаю. Где я был. Что я видел.Как в той, позабытой уже, детской книжке, которую я читал своим детям.Заодно здесь и о детях тоже. И о прочей родне.О том, как я отношусь к самым важным вещам. И какие вещи считаю самыми важными. И о том, насколько я сам мал – на фоне этих вещей.В итоге книга, которая вроде бы обо мне самом, – на самом деле о чём угодно, кроме меня. О Родине. О революции. О литературе. О том, что причиняет мне боль. О том, что дарует мне радость.В общем, давайте знакомиться. У меня тоже есть вопросы к вам. Я задам их в этой книжке».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное