Не чужие (СИ)

— Ты можешь успокоиться? — крутанув, прижал дрожащую от злости женщину спиной к своей груди.

— Не хочу я успокаиваться! — Инга дернулась. — Громов, это вообще как? На ней свет клином сошелся? Чем она лучше? Лицом, задницей? Или сосет как-то особенно? С душой.

— Ты не в себе, — пришлось встряхнуть Ингу.

— Я еще никогда не была так в себе, как сейчас!

— Остынь! Слышишь меня?

— Мне не нужно ничего! — Инга снова дернулась. Отчаянно, чуть ли не выкручивая руки из суставов. — Только понять — почему? Чем она тебя так зацепила?

Мое и до того не безграничное терпение трещало по швам. Вопросы, которые старался не задавать себе последние двенадцать дней, дружно выстроились в ряд, и стало плохо так, что хоть ляг и сдохни.

— Тебе действительно так важно это знать? — я резко выпустил Ингу из захвата.

— Да, — точно так же внезапно притихшая, она медленно повернулась ко мне лицом. — Пожалуйста.

Голова налилась свинцом. Казалось, тряхни — оторвется.

— Потому что с ней было хорошо. По-настоящему. С сексом, без секса — одинаково. Просто быть вместе уже удовольствие, — я устало сел на диван. — Такой ответ тебя устроит?

Инга бесшумно опустилась рядом. Не касаясь, не глядя на меня.

— А сейчас?

— Ерунда какая-то сейчас. Правда похожая на бред, — потер глаза. — Я так устал от нее, что, кажется, пора вытрясти кое из кого душу и убедиться во всем самостоятельно.

Поняла Инга, что я имел в виду или нет, определить было сложно. Она, как сидела, так и осталась сидеть. Зато мне кое-что стало понятно. Впервые за две недели. И вместе с этим «понято» на душе посветлело.

Глава 25

Майя

Первую неделю после переезда идея пожить с родителями казалась мне идеальной. До обеда все мысли были заняты дипломной, после обеда работой, а вечером просмотром сериалов с мамой или кухонными разговорами о событиях в мире с папой.

О Максе ни один, ни другой из них не спрашивал. Они будто выжидали, что я расскажу все сама, и лишь изредка задумчиво поглядывали в мою сторону.

На второй неделе спокойная жизнь закончилась. Макс мало того, что начал мне сниться, так еще его имя вдруг стало слетать с языка, стоило окликнуть кого-то из знакомых или позвать к миске кота.

В середине второй недели именем Громова я умудрилась назвать соседа, молодого парня, который вызвался поднести мои пакеты из магазина. Все бы ничего, но сделала я это при отце. Громко, четко, сообразив, что ляпнула, лишь через несколько секунд.

— Не хочешь ничего рассказать о своем парне? — отец выждал, когда за мной закрылась дверь и, кивнув в сторону кресла рядом, принялся ждать.

— У него все хорошо. Наверное, — сказать о том, что расстались, не повернулся язык.

— Его команда позавчера в Минске продула. Рожа у твоего была грустная. Трижды на весь телик показали. Если это хорошо, то даже не знаю…

Отец, видимо, решил подойти издалека. Для человека, привыкшего всю жизнь командовать, это была фантастическая деликатность. Стоило тут же воспользоваться ею и медленно, как под анестезией, начать выкладывать правду.

— Я не смотрела матч и не читала новости, — природное упрямство оказалось сильнее разума.

— А что еще ты не делала? — папа сощурился. — Или правильный вопрос будет: "Что он наделал?"

С минуту я молчала. Нужно было как-то подобрать слова — не проболтаться о Саше, ведь отца точно не остановит ни закон, ни собственный возраст, но и не переложить всю вину на Макса. Задача была срочной, только в голову ничего не приходило.

— Майка, он тебя кинул?! — отец выпятил вперед подбородок и гневно сверкнул на меня глазами.

Шанс мирно поговорить был упущен окончательно.

— Все очень непросто… Мы… Так получилось, что он кое-что неправильно понял.

— Он не понял, что ты его любишь? — густая правая бровь взметнулась вверх. — Мне при встрече твой Громов дебилом не показался. Или я нюх потерял?

— Он не дебил. Это точно.

— Тогда в чем дело?

— Один человек сказал ему обо мне неправду.

На лице отца не дрогнул ни один мускул.

— Какая-то скотина подставила мою девочку. Твой олух Громов тебе не поверил, и из-за этого ты уже вторую неделю сама не своя. Я все правильно сказал? Нигде не напутал?

Я нервно сглотнула.

— Да.

— Ясно, — все так же без эмоций папа взял со стола свой исписанный блокнот и ручку. — Имя? Где живет? Что сказал?

— Нет, пап, — я соскочила с места и бросилась отбирать блокнот. — Пожалуйста. Делать ничего не нужно. Прошу.

— Мою малышку обидели. Ты всерьез считаешь, что я спущу это с рук? — в любимом голосе прорезался сдерживаемый все это время гнев.

— Пап, не нужно, правда, — я вспомнила Сашу таким, каким видела последний раз. Истинную суть, а не личину, в которую верила до этого. — Это очень опасный человек. Он ни перед чем не остановится.

— Так что ты предлагаешь? Забыть? Смириться с тем, что моей девочке плохо. Или подождем, пока твой Громов сам одумается и разберется?

— Я… Я не знаю. — Надежда, что Макс успокоится и захочет разобраться, еще тешила меня первую неделю, но она давно закончилась, как и лимит ожидания.

— Уточни, милая, чего не знаешь?